[barduil]

раз фб закончилась, можно и сюда принести)

Название: Если ты идешь сквозь ад, продолжай идти
Размер: макси, ~ 36 000 слов
Персонажи: Бард, Трандуил и остальные
Категория: джен (упоминания гета и слэша)
Жанр: драма, экшн
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Радиация расползалась совсем не так, как показывают в фильмах, может, это и вовсе была не она — не важно. Главное, что она убивала — выборочно, мгновенно или медленно, хоть как-то, но влияла на любой живой организм. Врачи разводили руками. Могли умирать целые кварталы, а один человек оставался жив и абсолютно здоров, и объяснить это было нечем. Но так везло немногим. Среди них были и мы.
Примечание: MadMax!AU

а тут можно скачать


Глава 1.

В такие моменты мне больше всего хотелось его прибить. Взять за косу, что он так старательно заплетал, затянуть на его шее и повесить его на ближайшем дереве. Правда, моим желаниям не суждено было сбыться по нескольким причинам. Во-первых, один я бы здесь не выжил. Во-вторых, я не видел деревьев больше двух тысяч дней. В-третьих, у нас было совместное самоубийственное дело.

Раз, два, три. Все просто.

Я как-то давно еще имел глупость предложить ему отрезать гриву, чтобы не мешалась. В тот день мы влезли в орочье гнездо, и одна из тварей все-таки извернулась и цапнула его за волосы, едва не свернув ему шею. Тварь, конечно, закончила свою печальную жизнь в еще более печальных муках, но на будущее-то?

Нож впился тогда в насыпь, едва не отрезав мне кусок уха. А он произнес спокойно: «Тебя не касается» — и продолжил что-то там переплетать. Больше я не предлагал — целые уши были неплохим преимуществом, которого я не собирался лишаться из-за этого… него.

Он — это Эльф. А я Бард.

Почему мы здесь?

Потому что миру пришел конец.

Где здесь?

Посреди пустыни.

Какое дело может быть в пустыне?

Целая куча. Например, поиски сына.

Но обо всем по порядку.

Тысячи дней назад я был механиком, а мои дети ходили в школу и бегали к деду в наш мелкий аэропорт. Мой друг Перси забирал их оттуда и привозил полусонных домой.

Тысячи дней назад Эльф был успешным инвестором, а его сын Леголас проводил дни, лазая по их собственному самолету, стоявшему в ангаре нашего аэропорта.

Тысячи дней назад Элронд был врачом, Линдир был его помощником, а Эрестор работал на Эльфа.

Тысячи дней назад у Эльфа было настоящее имя и его сын всегда был рядом с ним.

Тысячи дней назад разразилась ядерная война, и собралась кучка наивных идиотов, в которую нам посчастливилось попасть. Кучка эта надеялась убраться прочь с материка, уверенная, что до далекого острова в океане зараза, что принесли с собой бомбы, не добралась. Вот только радиация коварная штука. После очередного взрыва была потеряна связь со спутниками, и мы окончательно остались без информации. Со связью проблемы появились давно, когда война только началась, но в какой-то момент мы вернулись в то дремучее время, когда соседские сплетни оказывались единственным вариантом узнать, что происходит.
Если представить тогдашний мир как дом, то мы стояли посреди гостиной и не решались шевелиться, потому что не знали, какая из стен рухнет первой и какова вероятность, что рухнет она на нас. Наш спор рассудила рухнувшая первой крыша.

Сейчас уже не вспомнишь толком, что и как происходило в том давнем мире, но, так или иначе, суть была в одном. Все хотели спастись. Радиация расползалась совсем не так, как показывают в фильмах, может, это и вовсе была не она — не важно. Главное, что она убивала — выборочно, мгновенно или медленно, хоть как-то, но влияла на любой живой организм. Врачи разводили руками. Могли умирать целые кварталы, а один человек оставался жив и абсолютно здоров, и объяснить это было нечем. Но так везло немногим.

Так вышло, что мы все оказались в числе тех самых счастливчиков, кого радиация не превратила ни в куски гниющей плоти, ни в ходячие скелеты, ни в трупы.

И моему отцу, начальнику аэропорта, летчику со стажем, пришла в голову одна простая идея. Что, если собраться такой тесной компанией да улететь прочь, туда, где, может быть, еще осталось немного цивилизации? Воздушное пространство и все его ограничения и запреты накрылись тазом, так что никому уже и не было дело до одинокого самолета. А мы воодушевились. Собрали, что можно, будто отряд Ноев нового пришествия. Каждой твари по паре, каждой дырке по затычке. Перебрались в аэропорт, закрылись там и, отбиваясь от периодических набегов уже начавших дичать людей, принялись в спешке сматываться.

По знакомым к нам присоединялись такие же, как мы, еще живые, еще хотевшие выбраться люди. Лишние руки были для нас вовсе не лишними, и мы разрешали им остаться.

Но напряжение начало сказываться довольно быстро. Толком не было горючего, пострадала большая часть парка, и в итоге выбора у нас не осталось. Мы разбирали другие самолеты, чтобы укомплектовать здоровенный трансатлантический боинг. Его решено было использовать для людей. Вторым был личный самолет Эльфа, в который собирались сгрузить какое-то оборудование, провизию и все прочее, что могло пригодиться, если мы приземлимся где-нибудь не там.

И тут начались проблемы. Нельзя же нагружать самолеты до бесконечности — приходилось думать, выкраивать, биться за каждый клочок места. Больше оборудования — часть придется отправить в боинг, меньше людей будет спасено. Меньше оборудования — и без него риски сдохнуть куда выше. Часть вещей нужно было втиснуть в боинг, чтобы, случись что с мелким самолетом, мы не остались без ничего.

Эльф тогда был на стороне оборудования. И уже тогда я его невзлюбил.

Я и так не был его главным почитателем, большей частью как раз из-за его вечной позиции «мы в своем королевстве выживем, а все, что дальше, не моя проблема». Поодиночке никому теперь было не выжить, я был в этом абсолютно уверен тогда, и постоянное недовольство Эльфа из-за каждого приходившего к нам человека вызывало уже не легкое раздражение, а неприкрытую ярость.

Он считал, что боинг с таким количеством людей и вещей просто рухнет, и ничего не желал с этим делать. В итоге я едва не подрался с ним и выкрикнул в конце, пока Перси пытался меня оттащить:

— Вот и летите сами на своем проклятом самолете! Спасайтесь, без вас разберемся!

Он смерил меня совершенно странным взглядом, будто был доволен тем, что я сказал. Я только рукой махнул. Мне не о чем было с ним говорить, дел было по горло. А этот… Пусть делает что хочет, лишь бы не мешал.

Так или иначе, мое желание спасти всех, кого только можно было, и обернулось против меня. Я выматывался настолько, что не засыпал — падал замертво, где приходилось, и каждый раз как воскресал из мертвых.

И однажды я так воскрес на полу набравшего высоту самолета.

Клянусь, если бы не мои собственные дети, оказавшиеся на борту, я бы в той ярости запросто выбил входной люк. Благо он был не слишком большим. Маленький такой люк маленького самолета, доверху набитого благами цивилизации — от внешних дисков с музыкой и научными трудами, упаковок еды, семян и техники до огромного шкафа с медикаментами. И между всем этим — я, мои дети, несколько человек из тех, кто поддержал решение взять побольше вещей: Элронд с Линдиром и Эрестор. Перси. Сын Эльфа. И сам Эльф в кресле первого пилота.

К нему-то я тогда и направился. Дочери висли на мне, но это был единственный раз, когда я позволил себе отодвинуть их в сторону и хлопнуть дверью перед их носами.

— Какого черта?

Эльф и бровью не повел.

— На кресле конверт, в нем письмо от вашего отца. Ознакомьтесь с ним прежде, чем претворите в жизнь ваши планы по моему убийству.

Он произнес это так спокойно, что я даже растерялся. Машинально потянулся за конвертом, вытряхнул сложенный вдвое листок и так и сполз по стене кабины, едва увидев первые строки.

Боинг действительно не сможет долететь до места назначения. Ему не хватит топлива — потому что на нашем самолете его с избытком, про запас. Он просто взорвется по пути, быстро и громко, и для пары сотен людей эта смерть будет куда более милосердной, чем та, что принесла с собой радиация.

Оказывается, она затронула и отца. Его – и всех тех, кто был на том самолете. Всех тех, кто приходил к нам и кого мы проверяли, как могли, чтобы исключить возможное продолжение заражения. Из нескольких сотен самыми стойкими оказались только мы — и только для нас все это время Эльф и мой отец сообща нагружали этот самолет.

Никогда еще мне так сильно не хотелось сдохнуть. Ни тогда, когда мир всколыхнулся и начал рассыпаться на глазах. Ни тогда, когда одним летним днем под колесами пьяной твари погибла моя жена. Ни тогда, когда мне пришлось объяснять это нашим детям.

— Это была наша договоренность с вашим отцом. Если собираетесь тратить время на самобичевание, не трудитесь.

Тут я все-таки не сдержался. Я уже почувствовал, как мой кулак сминает его отмороженное, равнодушное лицо, когда услышал, как хрустят мои же кости. Он перехватил мой удар и держал за запястье так, что пошевелись я — и остался бы без руки.

— Здесь нет автопилота. Вы уверены, что стоит угробить и этот самолет?

Я ненавидел его, но он был прав. Здесь, в этой летающей коробке, была вся наша надежда. И наши дети. И все, что может еще случиться, если эта коробка сядет на остров.

Я собирался выйти и вернуться в салон, когда услышал рядом тихое: «Извини», – и в мое плечо впилась игла. Я даже обернуться не успел — мир резко повернулся, будто мы ушли в вираж, и все затянуло туманом.

Весь тот полет я пропустил. Очнулся только к концу, когда мы уже шли на снижение, и атмосфера в салоне напоминала заправку, на которой разлили бензин. Одна неосторожная искра – и все, прощай половина квартала.

Дети облепили меня и притихли, даже не шевелились почти. Сын Эльфа спал на коленях Элронда.

Перси по обыкновению пил.

Он был моей правой рукой несколько лет, и мы могли бы зваться хорошими приятелями, но сейчас мы старались даже не пересекаться взглядами. Мы смотрели друг на друга лишь мгновение, когда я только очнулся после укола, и я сразу понял — снотворное было делом его рук. И он тоже все знал.

Все знали, кроме меня и детей, но, понимая, что я никогда не поддержу подобное решение, просто не дали мне выбора.

Предатели.

А потом разверзлись врата ада.

Я до сих пор не понимаю, хоть и пытаюсь припомнить иногда, как мы тогда умудрились приземлиться. Какую магию и где выкопал Эльф, что подбитый с земли самолет не превратился в покореженную консервную банку?

Именно это и убило тогда во мне всякое желание набить ему морду. Это — и еще то, что он спас моего сына от тварей.

Они едва не взорвали наш самолет и незаметно окопались в стороне, так, что мы даже не поняли, что нас кто-то окружил. Были слишком рады, были вне себя от понимания, что мы живы.

Зря мы радовались.

Твари превосходили нас и числом, и силой. Тогда еще я не имел ни малейшего понятия о том, что происходит на острове, и когда увидел рой мотоциклов и взмывающие в небо языки пламени из огнеметов, я…

А твари напали, и напали умело, неожиданно умело для кучки существ, потерявших всякий человеческий облик. Они явно делали это не в первый раз, и я вдруг почувствовал себя безмозглым животным, загнанным в капкан, из которого не выбраться, даже если отгрызть себе ноги.

Я потом уже узнал, что для некоторых это была неплохая маскировка. Прикинься слабым и напади, когда никто не ждет.

Оружие у нас, конечно, тоже было, но взятые на всякий случай пистолеты не спасали. Вокруг был огонь и шум, и песок, и снова огонь, словно мы и впрямь попали в преисподнюю.

А потом я расслышал крики.

Твари схватили Баина и Леголаса. Моего сына и сына Эльфа. Потащили их в разные стороны, и мы впервые в жизни кинулись делать что-то одновременно.

Вот только на своих двоих по раскаленной земле за мотоциклом не угонишься. Тот, который схватил Леголаса, стартанул так, что Эльф рухнул на землю. Его засыпало песком из-под колес, и он едва умудрился увернуться от пламени огнемета. А когда смог подняться, мотоцикл уже был далеко. Он выстрелил пару раз, но не попал, и я, отбросив напавшую на меня тварь, кинулся к ним, попытался прицелиться, но вместо выстрела получил только сухой щелчок. Патроны кончились.

С проклятьем согнулся и упал попытавшийся отбить моего сына Перси. Второй мотоцикл почти завелся, и я бросился в его сторону, нашаривая по карманам патроны и не находя их. Рванул следом насколько мог быстро и прыгнул, когда показалось, что достану. Что сын схватится за руку, и мне удастся спасти хотя бы его.

Огнемет едва не поджарил и меня, и я рухнул в песок, с остервенением вбивая в него загоревшийся рукав.

А потом, словно в полной тишине, я услышал выстрел и визг шин.

Эльф стоял, вытянув руку. Его последняя пуля выбрала более реальную цель, чем та тварь, что уже увезла его сына за горизонт. Я сломя голову понесся к свалившемуся набок мотоциклу, для верности ударил прикладом неудачливого похитителя и помог сыну выбраться.

И не сразу смог снова повернуться туда, где остался Эльф.

Напавшая на нас банда стремительно разбежалась, из чего я понял, что им нужны были люди, а не вещи. Они хотели забрать детей, взрослых же пытались убить. Моим дочерям было запрещено выбираться из самолета, пока не будет команды, и слава всем богам – если они еще существовали, — что в кои-то веки девочки послушались.

Баин был со мной.

А первый похититель уже скрылся из виду вместе с сыном Эльфа.

Я не знал, что сказать Эльфу. Я только что чуть не потерял собственного сына, и больше всего на свете мне хотелось обнять его и не отпускать никогда, но я только взял его за руку и сжал ее.

Эльф пожертвовал последней пулей ради моей семьи. И хотя я знал, что, спроси я, он отговорится вероятностями и логикой, тем, что все равно не попал бы в так далеко отъехавший мотоцикл, я понимал — это действительно была жертва.

Я мог представить, о чем он думает теперь. Прокручивает в мыслях каждое мгновение и будет делать так, наверное, всю жизнь, гадая, попал бы, выбери он спасти Леголаса, или мы оба потеряли бы своих детей тогда.

Подойдя ближе, я выпустил руку Баина и, не обратив никакого внимания на что-то говорившего Эльфу Элронда, обнял его.

Не существовало слов благодарности для такого случая, даже все вместе взятые они бы не выразили ничего из того, что я хотел ему сказать. Я понадеялся, что он поймет и так.

Эльф дернулся, но не оттолкнул.

Мы не пробыли здесь и часа, еще даже не успели осмотреться и, наверное, глупо выглядели, стоя так посреди пустыни.

Но уже тогда мы поняли, что, возможно, из нас и людей с того боинга спасшимися счастливцами были вовсе не мы.


Я боялся за него поначалу. Боялся, что в следующий раз обернусь, а он уже валяется мертвый на песке. Леголас был для него всем, и я представить не мог, как и что теперь будет. Так и не знал, что сказать, старался и вовсе не пересекаться по возможности и при этом следил за ним как за собственными детьми.

Мы пытались обжиться. Поняли, что попали в место, которое еще хуже того, откуда мы сбежали, но возможности вернуться у нас не осталось. Нужно было чинить самолет. Нужно было топливо. Поэтому мы приготовились осваиваться.

Удивительно, но нам хоть в чем-то повезло. Совсем рядом обнаружилось что-то вроде природного колодца, небольшого, но чистого, и мы получили главную драгоценность, какая может быть у живущего в пустыне. Питьевая вода. Мы наполнили ею все свободные емкости и каждые двое суток ходили набирать новую, чтобы не расходовать сделанные запасы.

С едой все обстояло гораздо хуже. Быстро выяснилось, что здесь ни черта не растет и не живет, и потому питаться мы сможем только тем, что вырастим сами.

И снова мы были обязаны Эльфу. Семена, рассада, земля. Сухие пайки, какие-то смеси — невероятно легкие и потому оказавшиеся на борту в огромном количестве. Рождеством и не пахло, но на девятерых этого бы хватило надолго.

А еще были куры. Самые настоящие живые куры, он до сих пор так и не раскололся, откуда их притащил. Два десятка птиц, предназначенных для того, чтобы размножаться и обеспечивать нас пищей.

Дел было по горло. Настоящее выживание оказалось куда сложнее моих скаутских походов и тех реалити-шоу, что смотрела в детстве Сигрид. Наверное, это и спасло Эльфа от всего, что могло бы произойти, будь у него чуть больше свободного времени.

На первый взгляд казалось, что в нем ничего не изменилось, но я все отчетливо видел. Он занимался делами, но мыслями был далеко. Строил планы, продумывал что-то.

Удивительно, но после прежней грызни в аэропорту мы теперь неплохо общались. Насколько можно было с ним общаться.

И он немало времени проводил с моими детьми, чему я был даже рад.

Наверное, поэтому однажды он подошел именно ко мне.

Была моя очередь дежурить, и я сидел снаружи, завернувшись в одеяло. Днем мы умирали от жары, но ночью можно было запросто замерзнуть, а даже мелкая простуда неизвестно чем могла бы здесь обернуться.

И вот я сидел, слушал музыку в одном наушнике, когда он примостился рядом.

— Нам нужно больше машин.

Тут он был прав. Во время вылазок мы заметили, что мы здесь далеко не одни. Вот только все, кроме нас, передвигаются на кошмарного вида, но все же машинах.

Специально для них мы и рассчитали охранную систему. Пришлось пожертвовать некоторыми частями самолета, но что толку от него, если на нас нападут? Так появились осколочные гранаты, шипы и самопальные ракеты.

Мы проверяли потом ловушки, собирали образовавшийся металлолом и подгоняли его под новую защиту, а остатки припасов и топлива забирали себе.

— Вокруг нас который день катается один и тот же джип. Предполагаю, что ему лучше не возвращаться туда, откуда он прикатился.

— Есть идеи?

Идея у Эльфа была, и не дурная. Не то чтобы мне сильно хотелось становиться приманкой для местных тварей, но только так можно было выманить их на то место, что мы приготовим для поимки.

И у нас все сработало.

Тогда я впервые всерьез задумался, что у Эльфа внутри.

Как выяснилось, он хотел получить не только машину, но и информацию. И вытягивал он ее усердно и весьма изобретательно. В лучших традициях инквизиции.

Меня начало подташнивать, пока я смотрел и пытался не прислушиваться, хотя даже через грохот музыки в наушниках пробивались крики тех тварей. Я не хотел знать, что именно Эльф с ними делает — жестокость, с которой он это делал, порядком пугала.

Не знаю, смог ли бы так я, пусть даже речь шла бы о жизнях моих детей.

Я только потом понял, что именно он пытался узнать.

А спустя немного времени — зачем ему еще одна, уже подготовленная для езды по пустыне машина.

А потом настал день, когда он собрался и отправился прочь, и я едва успел захлопнуть дверь джипа у него перед носом.

— Отойди, — приказал он, но я не поддался.

К тому моменту я уже все обдумал. У нас прибавилось несколько людей, из тех, кто обретался неподалеку и рискнул связаться с нами. У кого-то были далеко не чистые намерения, а другие действительно просили только убежища, и, пораскинув мозгами, мы поняли, что не обеднеем от пары-тройки лишних ртов, если в ответ они смогут нас защитить.

Так или иначе, я мог позволить себе уйти. И то, что я уйду с Эльфом, если тот отправится искать сына, я решил еще в ту секунду, когда увидел, как тот стреляет.

Я был ему должен, и эта помощь, пожалуй, единственное, чем я мог бы попытаться отплатить ему.

Это произошло ровно через год после нашего прилета.

А еще через пять я прятался за здоровенной насыпью, любезно нагнанной недавней бурей, и в каком-то смысле охотился за Эльфом.

Издевательством было бы сказать, что мы жили теперь по законам джунглей. Прекрасных, мокрых, полных живности и зелени джунглей, которые сдохли вместе со всем миром.

Впрочем, законы пустыни не слишком от них отличались. Нападай первым, всегда будь готов к атаке, не верь никому и присматривайся к каждой песчинке.

Иногда после очередной вылазки я всерьез задумывался, что отличало нас, цивилизованных, как мы полагали, людей, от тех, кто жил здесь с самого начала. От тех, кого мы называли тварями или орками. Грязные, озлобленные, одетые в обноски и обвешанные всяческой дрянью, они давно потеряли человеческий облик. Даже водить машины могли уже не все. Они сбивались в стаи и загоняли несчастных, передвигающихся по пустыне в одиночку, и в буквальном смысле разрывали их на части. Чаще — еще до того, как жертва умирала.

По сути мы занимались тем же.

Как-то я спросил у Эльфа, что он об этом думал.

— Где разница между ними и нами? Мы их презираем, а сами чем лучше?

Эльф как раз стягивал с трупа чудом оставшиеся целыми штаны и вытряхивал все из карманов. Его, жившего всегда весьма обеспеченно и до сих пор цеплявшегося за старые привычки, в этой ситуации, казалось, ничего не смущало.

— Есть будешь?

— Что? — переспросил я.

— Его вот, — кивнул Эльф на труп. — Орка есть будешь?

— Ты охренел?

Он пожал плечами и уселся на песок разбираться в куче пыльных обломков.

— Вот тебе и разница.

Прошел почти весь день, когда он вдруг добавил:

— А еще они такими вопросами точно не задаются. Так что в чем-то ты точно лучше.

Я.

О себе он ничего не сказал.

Он вообще не был многословен. Мог иногда выдать какую-нибудь тираду, отчитать, поумничать, но когда его спрашивали о чем-то, что касалось непосредственно его, предпочитал отвернуться и продолжать заниматься своими делами. Поначалу это страшно раздражало — мы были вдвоем посреди чертовой пустыни, и мне не хотелось сойти с ума и начать разговаривать самому с собой, потому что кто-то не соизволил ответить, а я не мог столько молчать.

Иногда я специально выводил его из себя, не затыкаясь всю дорогу. Сотни миль он вынужден был терпеть мою болтовню, слушать, как я подпеваю старому плееру, пока у того не кончался заряд, как пересказываю одни и те же байки прошлого мира.

И Эльф действительно слушал. Открытие было внезапным, учитывая, что я больше привык к тому, что он обращает внимание только на важные лично для него вещи, походя отмахиваясь от остального. Но вот раз, другой, третий он прерывал меня и, не отрывая взгляда от дороги, бросал:

— Это я уже слышал.

Или:

— Вчера ты на другом закончил.

Или даже:

— Допой до конца.

А потом впервые рассказал что-то сам.

Я никогда не вытягивал из него ничего насильно, и, даже задавая один и тот же вопрос в сотый раз, делал это больше по привычке, нежели действительно ждал ответа. И как-то привык к тому, что это он слушает меня. Я цеплялся за такие разговоры в дороге как за остатки человечности, боясь, может быть, того, что, если буду молчать слишком долго, однажды просто не смогу уже произнести ни слова. Я видел такое, и не раз. Одичавшие люди – не свихнувшиеся орки, а все еще люди, – в одиночку выживающие в пустыне и забывшие звук собственного голоса, потому что им не с кем было общаться. Их некому было слушать.

Меня — было, и я в конце концов это оценил.

Скажи мне кто раньше, что из нас с Эльфом выйдет такая слаженная команда, я бы долго смеялся. Но команда и впрямь вышла неплохая. Не сговариваясь, мы прикрывали друг друга в драке, понимали друг друга с одного взгляда и без ругани поделили обязанности.

Эльф водил как бог. Если бы я захотел создать новую религию, то стал бы поклоняться тому, как он гоняет. Иной раз я забывал обо всем на свете и просто восторженно следил, как здоровенный «Задира» под его управлением протискивается в самые узкие дыры и преодолевает самые крутые спуски.

А еще он умел драться. Не просто мог врезать паре нападавших, нет. В одну из первых стычек, когда я еще не знал его толком, я полез защищать его. Твари каким-то чутьем поняли, что справиться с ним будет нелегко, и кинулись на него вчетвером.

Я даже вмешаться не смог — он откинул меня в сторону. А второй раз я уже не полез, потому что Перси рядом дергал меня за рукав.

— Это что, глюк?

Если бы я не почувствовал только что его руку на собственном плече, то тоже принял бы происходящее за мираж.

Раньше я видел подобное только в фильмах. Так дрались, наверное, настоящие ниндзя или самураи. Подняв с земли обломок трубы, Эльф орудовал им как настоящим мечом. В его ударах не было ничего лишнего: отрепетированные движения, сосредоточенное лицо без той ярости или ненависти, что обычно сопровождают драки. Нет, он был предельно собран и в одиночку раскидал четырех голодных тварей.

С тех пор его навыки никуда не пропали. Напротив, он тратил достаточно времени на упражнения и даже не убил меня, когда я в шутку принес ему настоящий клинок.

Не самурайский, конечно, так, грубо сделанная, но весьма надежная железка. Черт знает, кому понадобилось ковать себе меч, он попался мне в остове сгоревшей машины, и я просто не смог его не забрать.

Эльф наточил его, доработал и с тех пор таскал с собой. Зрелище каждый раз было то еще.

Зато стрелял он отвратно. Когда до меня это дошло, я неделю, наверное, убивал себе мозги одним-единственным вопросом. Как он попал тогда в мотоцикл?

Нет, он знал, как обращаться с оружием, мог перезарядить винтовку одной рукой, не отвлекаясь от дороги, но меткости ему стоило бы поучиться.

Впрочем, для этого как раз был я.

Для стрельбы и для ремонта.

Стрельбой я занимался с самого детства и сейчас одинаково хорошо стрелял что из дробовика, что из на коленке сделанного лука. Вот цель, вот патрон, познакомьтесь друг с другом поближе.

Я жалел раньше, что у меня не было нормального образования. Думал иногда пойти учиться, устроиться, скажем, инженером, но сложно втиснуть что-то в расписание из работы и троих детей. Так я и торчал в своем автосервисе, благо дела шли достаточно хорошо, да и отец иногда помогал.

Никогда бы мне не пришло в голову, что детские игры и не самая благодарная работа каждый день будут спасать мне жизнь.

И каждый день рядом со мной будет Эльф.

Я так и не начал звать его по имени. Эльфом за глаза я прозвал его уже давно, когда мне не приходило в голову с ним даже поздороваться. Он был высок, красив, и я ни разу в жизни не видел его с волосами выше пояса. Всем своим видом он напоминал персонажа старых книг, и прозвище приклеилось к нему еще до того, как мы точно так же обозвали часть живущих на острове.

Мы всем дали названия, чтобы проще было разобраться. Элронд в шутку предложил обозвать их расами из какой-то то ли книги, то ли игры, и идея и впрямь прижилась. Так, здесь были те самые твари, которых уже и людьми не посчитаешь. Были гномы, коренные жители, попавшие еще под первые атаки бомб. Следующее их поколение, уже выросшее, весьма уступало остальным в росте. Гномы занимали несколько гор на севере: туда они стаскивали металлолом, переплавляли его на боеприпасы, перебирали машины и обменивали все это на еду. Рядом с ними располагалось крошечное поселение таких же малорослых людей, живших в песчаных норах. Именно они помогали гномам искать и переносить обломки, ходили на разведку, и за это гномы делились с ним выменянным. Этих мы обозвали хоббитами.

Еще были орки. По сути они оказались чуть адекватнее тварей и отличались от них в первую очередь тем, что были чем-то вроде личной армии человека, захватившего главное сооружение острова. Смауг, слухов о котором было больше, чем в свое время о Майкле Джексоне, никогда не показывался на люди без своей брони и жил на востоке, в крепости, когда-то бывшей нефтеперерабатывающим заводом. У него имелось топливо и бурильные установки, позволявшие добывать еще и воду. Он был царем горы, древним фараоном, которому поклонялись и выполняли любые его прихоти в обмен на каплю воды и бензина. Его армия гоняла на мотоциклах с изображением крыла и, как говорили, построенная целиком, она была бы похожа на дракона, изрыгающего пламя.

А еще были эльфы. Мы встретили пока только двоих, но, как я подозревал, они были и среди нас. Как бы глупо это ни звучало, Эльф, скорее всего, тоже был эльфом.

На них радиация повлияла самым странным образом, замедлив старение настолько, что они казались вечными. Они не менялись внешне, и встреченная нами женщина выглядела на те пятнадцать, в которые ее застали взрывы первых бомб. Сейчас ей было за сорок.

А сколько лет Эльфу, я даже не знал. Он был старше меня, но благодаря внешности всегда казался моим ровесником. А сейчас и вовсе время будто повернулось вспять, и он смотрелся куда моложе. И если по Эрестору и Элронду еще не было ничего понятно, то насчет Эльфа логика ясно подсказывала — радиация оставила на нем свой след. И черт знает, как она повлияет на него в дальнейшем.

Когда я понял это, то впервые всерьез задумался о том, что произошло бы, не будь Эльфа со мной. Он был невыносим, высокомерен и держался особняком. Редко бывал хоть чем-то доволен и вечно возился со своей гривой. Язвил так, что яда хватило бы на гнездо кобр. Не особо считался с чужим мнением и поступал обычно так, как полагал нужным именно он.

Я мог бы до вечера перечислять, чем он мог меня взбесить, но ничто не отменяло простой истины — несмотря на все недостатки, он за столько времени стал для меня почти родным.

Мы все, конечно, были одной общиной, вроде тех, какие, наверное, были у каких-нибудь неандертальцев. Общий очаг, общая пещера, сегодня наша очередь забивать большого, воняющего бензином мамонта, а ваша – его отмывать.

Были.

Пока раздосадованный чем-то Эльф не послал меня к чертям и не уехал охотиться в одиночестве, а после вернулся с таким видом, будто его пережевала и выплюнула местная версия Кракена.

В пол-лица чернел чудом не задевший глаза ожог, от куртки остался только рукав, который я нашел потом на полу у входа в гараж. Вместо тщательно заплетенной косы — грязное опаленное гнездо.

Он выглядел как жертва неудавшегося аутодафе и на все мои расспросы не то что отмалчивался — я не был уверен, что он вообще меня слышит.

Очнулся он только к утру, когда я закончил бегать вокруг, будто курица-наседка. Элронд, как самый близкий из нас к медицине, помог мне обработать ожоги и ушел дежурить, а я остался с Эльфом и, не зная, что еще делать, принялся расчесывать его отмытую гриву.

Хоть я и считал это бездумной тратой воды, тогда мне показалось важным смыть всю грязь, как сделал бы сам Эльф, будь он адекватен.

Сигрид, когда была еще маленькой, всегда хвалилась в школе тем, что ее отец умеет заплетать всякие штуки. Здесь она первая срезала волосы по уши, чтобы не мешались, и плести было давно нечего. Тильда последовала ее примеру.

— Ты их еще короной уложи, — было первое, что он соизволил мне сказать, и я с облегчением выдохнул. Язвит — значит, жить будет.

— Как изволит ваше жареное величество. Где ты был?

Он промолчал, но я уже научился различать оттенки его молчания. Не игнорирует, не вредничает — скорее, подбирает слова. Решает, что стоит сказать, и стоит ли вообще.

Я покорно ждал, продолжая машинально перебирать его волосы, и как-то упустил момент, когда он откинул голову и оперся на меня затылком. Рука соскользнула, и я бы не удержал равновесие и грохнулся, но он успел схватить меня за запястье.

— Нда, спасибо, — пробормотал я, ожидая, что он точно не упустит шанса прокомментировать мою неуклюжесть, но нет. Вместо этого он прижался щекой, той самой, обожженной, и прикрыл глаза. Ресницы у него были влажные.

Внутри все скрутило.

Кто-кто, а Эльф своей слабости ни перед кем не демонстрировал. Ни перед Элрондом, с которым они вообще-то были знакомы куда дольше, чем со мной. Ни передо мной. Ни, тем более, перед остальными.

Если бы на нас напали отряды Смауга, и то было бы проще. Что делать с тварями, я уже прекрасно знал, а вот что делать… с этим?

Я не нашел ничего лучше, чем закинуть на него и вторую руку и приобнять. Ждал в общем-то, что он, наконец, взбесится и отшвырнет меня. Личное пространство и прочие прихоти сдохшего мира. Пусть лучше дерется, пусть встанет и уйдет, пусть — да что угодно, лишь бы не это полумертвое существо, державшееся вертикально только потому, что я стоял рядом.

— Я встретил его, — вдруг произнес он, не открывая глаз.

— Кого?

— Леголаса.

Его дальнейший рассказ меня добил.

Он заметил, как от нашего края в сторону гномов движется небольшая колонна во главе с боевой фурой, в каких обычно отправляли топливо. О безопасности этих машин заботились больше всего — каждая вмещала в себя бесценный объем бензина, завладев которым можно было бы не просто протянуть пару-тройку месяцев, а жить по-королевски. Насколько это возможно посреди пустыни.

Фуры такие Смауг отправлял с конвоем, который пристально следил за тем, чтобы ни одна лишняя колючка не приблизилась к грузу, не говоря уже о самой фуре. Потеря такой машины — потеря не только бензина, но и запаса еды, воды, материалов — смотря на что шел обмен.

А ту фуру конвоировал один только форд, чесавший позади, словно и не на службе был.

Эльф решил, что фура пустая, но даже и такая она бы пригодилась любому. Если не оставлять себе, можно разменять у тех же гномов по запчастям и потом договориться с кем на припасы, с кем на одежду или какие другие изыски.

Мы не афишировали, что имеем свои запасы. Нас было слишком мало, чтобы, случись нападение, отбиться, так что мы старательно делали вид, что брать у нас нечего. Сами вот ищем, ага.

Я хотел напомнить ему, насколько идиотской была идея в одиночку пытаться угнать фуру, пусть и без охраны, но сдержался.

А потом Эльф добавил:

— Там были листья.

Я подумал, он бредит. Здесь и слово-то такое не все знали. Если только лист железа.

— Перегрелся, приятель?

Он сверкнул глазами и процедил:

— Нет, — и вытянул из-под майки чудом живую еще цепочку, на которой висел потертый, весь в царапинах, платиновый острый лист. Я как-то руку рассадил, задев случайно, а этому нипочем, таскает себе. — Целые листья.

Похоже, и впрямь перегрелся.

— И что?

Ящик, на котором он сидел, со всей дури впечатался в стену и разлетелся на части.

Он был невероятно быстрым, когда хотел. Глазом не успеешь моргнуть, а он уже нависает над тобой с высоты своего роста, уперев кулак в груду камней за твоей спиной, и смотрит так, что лучше бы гвоздями прибил.

Вот только сегодня в привычной стали его взгляда отражалась растерянность и что-то, чего я не смог уловить.

Он дернулся мне навстречу. Я решил было, что он нападает, как часто случалось, когда мы оказывались в таком положении. Драться с ним мне тогда совершенно не хотелось, и я качнулся в сторону, уходя от предполагаемого удара.

А у Эльфа будто батарейки сели.

Он буквально упал на стену, только руку успел выставить, но все равно я услышал тупой звук удара: он стукнулся лбом о камень.

Я бы поймал его, если бы не увернулся…

Он так и застыл, только сбоку было видно, как подергивается бровь.

А я стоял рядом как истукан и боялся спросить что-нибудь не то. Стоял и смотрел, и что-то билось на краю сознания, что-то важное, что никак не удавалось схватить и вспомнить. Что-то, касавшееся Эльфа.

Я рассматривал его сверху вниз и обратно, и снова сверху, каждый дюйм, каждую прядь волос, каждое звено цепочки, что свисала свободно и с едва слышным звоном ударялась о стену, когда он дышал. Каждую…

Проклятье!

Я протянул руку, осторожно, как к дикому зверю, и поймал пальцами кулон.

Впервые я наткнулся на него на полу, в то еще время, когда боялся, что Эльф что-нибудь с собой сделает. Поднял и тут же выругался — острый край рассек ладонь, как лезвие ножа. Я хотел было вышвырнуть его, но что-то помешало, и я отнес его дочерям — мало ли, их безделушка. А Сигрид сказала — это Эльфа. И я пошел к нему.

Он сцапал эту штуку с такой скоростью, словно дышать без него не мог. Я и слова сказать не успел. Подумал только — ну еще ты поранься, кому вообще работать? Но нет. Эльф сжимал его в кулаке как самое драгоценное.

И я рискнул спросить.

— У моего сына такой же, — бросил он, надевая цепочку на шею. Для тех отношений, что были между нами тогда, это звучало почти исповедью.

Я покрутил кулон в пальцах и присмотрелся, провел осторожно пальцем по самому краю.

Он был разломан.

Похожий на кувшинку лист был грубо разрублен пополам, и на цепочке Эльфа болталась только половинка.

Значит, вторая была у Леголаса?

Наверное, я спросил это вслух.

— Он был за рулем, — пробормотал Эльф, не отлипая от стены.

Все резко стало еще веселее.

Я видел такие фуры. Их было мало, но каждая могла называться настоящим произведением искусства. Собственная фура была знаком отличия похлеще ордена, и те, кому Смауг их доверял, извращались над их украшением, как могли, желая выделиться. Показать всем — хозяин выбрал меня. Хозяин мной доволен.

На собранной из трех мерседесов и танка махине, на которой ездил сам Смауг, был нарисован дракон. Передние огнеметы во время атаки добавляли сходства, и казалось, что огонь вырывается прямо из пасти.

Могло ли случиться так, что сын Эльфа стал настолько полезен Смаугу, что тот отдал ему столь дорогую игрушку?

Я прикинул про себя, сколько ему теперь. Лет пятнадцать, когда мы прилетели сюда. За двадцать — сейчас. Учитывая, что его отец был прирожденным гонщиком, а сам он с детства лез ко всему, у чего были колеса, мог и выбиться.

К тому же…

Здесь уже далеко не все помнили, а кто-то так и не знал вовсе, что это такое — растение. И уж тем более понятия не имели, какие там у них листья.

Оставался, конечно, вариант, что цепочка просто попала кому-то в руки, а тому понравилась странная закорючка, и он решил, что она отлично будет смотреться на баке. Вот только закорючка была ущербной. Если Эльф прав, и на фуре были изображены целые листья, то велик шанс, что ее вел действительно его сын. Он запросто мог запомнить, как выглядел целый кулон.

Только кем он был теперь?

Эльф наконец развернулся ко мне, выдернул у меня из рук цепочку и спрятал под майку.

— Я отправлюсь за ним.

— Куда?

Он тряхнул головой и потянулся собрать волосы в узел. Руки его не особо слушались.

— Сядь! — я подцепил носком ботинка другой ящик и подтянул ближе, толкнул к нему Эльфа. Получил локтем в бок, чему несказанно обрадовался. — Что вообще произошло, расскажи все-таки. — Я отобрал у него резинку, собрал гриву в некоторое подобие пучка и зацепил. — Он тебя не узнал, судя по твоей физиономии.

— Это не он.

— А кто же?

— Ската.

От неожиданности я дернул его за волосы, и он недовольно зашипел.

— Что здесь забыл Ската?

Эльф наклонился и уткнулся лицом в сложенные руки. И наконец дорассказал, как все было.

А было все хреново.

Ската считался правой рукой Смауга и был той еще тварью. Не знаю, зачем Смауг держал его при себе, если только для устрашения, потому что в другом пользы от него не было. Скату никогда не волновали ни жертвы, ни запасы, ни растраты. Он воевал не потому, что хотел выжить, а потому, что ему нравилось убивать. Однажды он взорвал целое поселение отбившихся гномов, не заботясь о том, что там оставались неплохие запасы патронов. Которые, в общем-то, и обеспечили громкий салют. Просто они попались ему на пути.

В том подобии религии, которым пытался окружить себя Смауг, Ската был его всадником Апокалипсиса. В плохом настроении — так и всеми четырьмя сразу.

Ската и был в том форде, что следовал за фурой в качестве охраны.

Я про себя порадовался, что Эльф тогда психанул и уехал налегке, на байке, а не на «Задире». В машине его бы там и закопали, как в готовом гробу.

А так — он кинулся наперерез Форду, думая привлечь внимание фуры, а когда понял, кто в нем, было уже поздно. Ската и спать, наверное, ложился с огнеметом в зубах.

Эльфа отшвырнуло волной огня, но его это, конечно, не остановило. Он понесся к фуре, Ската, не будь дураком, понесся за ним. Выстрелил в воздух сигналкой — мол, гони прочь. Фура увильнула в сторону, а Эльф выхватил гранату и швырнул в Скату ровно тогда, когда тот опять попытался его поджарить. Подъехать пришлось близко, за что он и расплатился щекой, но Форд взлетел знатно.

— Он наверняка успел выбраться, ты его так просто не прибьешь, — заметил я.

Эльф отрезал:

— Мне нет дела до Скаты. Там мой сын.

— Твой сын за рулем фуры Смауга.

Он уставился на меня выжидающе, мол, ну, рискни, скажи мне еще что-нибудь поперек.

Естественно, я сказал.

Мы грызлись весь остаток ночи, не заметив, как перешли от моего "Это нереально" до обсуждения планов.

Я понимал Эльфа, конечно. Сам бы первым кинулся, будь там мой ребенок, забыв про здравый смысл. К тому же, сын у Эльфа один, так что ему не нужно было думать, что случится с его братьями или сестрами. У него за спиной никого не было.

А у меня – да, и я полностью отдавал себе отчет, что отговариваю его в угоду себе. Как бы мерзко это ни было. Пытаться пробраться к Смаугу – дохлый номер, и особых шансов на это просто нет.

И мои дети останутся без отца.

Хотя кому я вру, дело давно не только в детях. Мир был слишком опасен, и потому вероятность смерти кого-то из нас постепенно перестала казаться настолько ужасной. Каждый раз, когда мы с Эльфом уезжали, все понимали, что этот раз может стать последним. Но мы возвращались, умудрялись выбираться даже из самых провальных ситуаций, и страх потерять друг друга понемногу исчезал. Опасность стала обычным делом и уже не воспринималась как нечто из ряда вон выходящее.

Когда-то я следил из-за угла, переходит ли Сигрид дорогу на зеленый свет, а теперь Эльф научил ее разворачивать машину на сто восемьдесят градусов на полном ходу, а я — чинить двигатель, сидя на капоте едущей фуры. И у нее все выходило так хорошо, что я был практически спокоен.

Это как палящее солнце. Ты высовываешь нос, и он тут же едва не обгорает. Потом ты выходишь, и кажется, будто ты расплавишься прямо здесь. Еще немного — и оказывается, что жить можно, особенно если прикрыть голову и сделать глоток воды. А потом привыкаешь настолько, что начинаешь шутить о «пойдемте загорать».

Человек в конце концов привыкает ко всему. Адаптируется. Или умирает, но это не наш вариант.

Поиски Леголаса стали такой же привычкой, как по мне. Я мало полагался в своей жизни на надежду, пусть и был обычно тем, кто до последнего пытался поддерживать окружающих. С Эльфом я мог быть честен, наверное, в отношении всего, но вот насчет поисков я чаще молчал. Он и сам не стремился заводить пространные разговоры, но иногда в его речи проскальзывало что-то вроде: «Когда я его найду...» или «Он будет стрелять лучше тебя», – и я едва сдерживался, чтобы не добавить: «Если будет еще жив».

Поиски были последней надеждой Эльфа.

Он был склонен наплевать на все, если уж быть честным. Забить – и скатиться до уровня тварей или местных призраков, гонять по пустыне и изо дня в день не думать ни о чем, кроме выживания. Перестать вести себя по-человечески в мире, где людей почти не осталось.

Всегда собранный, держащий себя в руках и напоминавший каменную статую, он, как и все сильные люди, имел куда больше шансов слететь в пропасть. Он начинал уставать от собственной въевшейся в кожу привычки держать лицо, и кем он станет, отказавшись от нее, он и сам не знал. И, как признался однажды, после очередной перешедшей в погоню драки, боялся узнать.

Поэтому я перестал даже просто подначивать его, когда видел, что он что-то читает, записывает или возится с косой. Бесился про себя, но, если не было чего-то действительно срочного, оставлял Эльфа в покое. Рядом со мной были дети, и я цеплялся за них. У Эльфа остались только эти привычки.

И поиски.

Это был наш чертов Грааль, священная война, крестовый поход и прочие вещи, которые делались из-за слепой веры и имели обыкновение плохо заканчиваться. Иногда они превращались в настоящий цирк, и мы разрисовывали лица, вешали на себя какой-то мусор подобно тем же тварям и с флагами неслись вперед.

Иногда именно эти дурачества спасали нас от того, чтобы сдаться окончательно. Иногда — спасали и от не желавших связываться тварей.

Но в этот раз все выходило по-другому, и, как я уже сказал, дело было не только в детях.

Поиски раскидывали нас по разным концам острова, заносили к самым разным поселениям и людям. Эльф гонялся за каждым призрачным слухом, и мы где-то приобрели друзей, где-то нажили врагов, а где — просто стали иметь в виду.

Но Смауг был с совершенно другой дороги.

У него была армия в прямом смысле слова и защищенная крепость, соваться в нее с меньшими силами было самоубийством.

Только других сил у нас просто не имелось. Даже если мы все — смешно сказать — вдевятером соберемся и отправимся отбивать Леголаса, все, нажитое за эти годы, останется без какой-либо охраны на радость тварям, да и любому другому, кому нужны запчасти и пища.

А звать кого-то еще…

У меня не вышло навскидку вспомнить, к кому вообще можно подкатить с подобным предложением. Можно ли к кому-то?

Честно говоря, я сам никогда не согласился бы ни на что подобное, приди кто с такой идеей к нам. Эльф был другом, Эльфу я был должен, и они с сыном были частью нашей общины. Как бы я ни пытался отговорить его, если он решит ехать — я буду на соседнем сиденье с винтовкой в руках. Ради чужого человека я бы, наверное, в это не полез. Так и ради нас никто не похлопает радостно в ладоши и не скажет: «Конечно, пойдемте сдохнем, почему бы и нет».

Я хотел попытаться уговорить его хотя бы подождать. Не нестись вперед сломя голову, а придумать нормальный план и желательно парочку запасных. Решить, что вообще делать, потому что я понятия не имел, что он хочет сказать сыну.

Я бы скорее поставил на то, что Леголас сдаст нас Скате на корм прежде, чем Эльф скажет хоть слово.

— Что у вас случилось?

Я нахмурился и помотал головой, возвращаясь в реальность. За своими мыслями я не заметил, как поднялся на смотровую площадку.

Мы в каком-то смысле были не хуже Смауга — тоже довольно быстро сообразили, что не так далеко образовавшееся подобие горы может стать неплохим домом, и перебрались туда. Перекатили самолет и перетащили все запасы, продумали путь до родника и обратно. Перси все бился над тем, как провести к нам водопровод и не привлечь лишнего внимания в процессе. А пока мы гоняли за водой фуру, плюс в новом «доме» был небольшой источник подземных вод, такой, что, случись осада, мы сможем протянуть довольно долго.

Жить мы продолжали частично в корпусе самолета, частично во внутренних пещерах. Впрочем, мы с Эльфом проводили здесь слишком мало времени, чтобы действительно обустроиться, и чаще просто заваливались вдвоем на любом плоском месте. Спать на кровати в какой-то момент стало неудобно и непривычно.

Кроме нескольких спален в основании горы поместилась отличная мастерская, она же гараж, она же склад, а наверху была устроена часть нашей маленькой экосистемы с растениями и теми курами, которых каким-то чудом продолжали выращивать Элронд с моей старшей дочерью. Там же была наблюдательная площадка, на которую я и забрался.

Сегодня дежурил Линдир. В нем до сих пор осталась та излишняя старательность молодого помощника, держащегося за свое место и стоящего стеной за начальника. Иногда мне так и хотелось напомнить ему, что отсюда его точно никто не уволит.

Как минимум Элронд не даст.

Преданность Линдира бывшему уже начальству не знала границ. Попроси Элронд проверить каждую песчинку в пустыне, Линдир бы спросил только о сроках и кинулся бы исполнять.

Эльф насмешливо называл Линдира в разговорах «глупым влюбленным мальчишкой» и в какой-то степени был прав. Тот действительно был влюблен, знал, что ему ничего не светит, и продолжал с этим жить, не особо скрываясь. Даже на подначки Эльфа не реагировал, только пожимал плечами.

А вот глупым он точно не был.

До проницательности Элронда ему было еще далеко, но он и так умудрялся замечать многое, чаще всего то, чего не видели другие. Он знал, из-за чего поссорились мои дочери, почему Эрестор по десять раз перепроверяет колеса мотоцикла и почему злится Эльф.

Ему не нужно было спрашивать, чтобы что-то узнать, и потому сейчас его вопрос застал меня врасплох.

— Ничего не случилось, — отмахнулся я, надеясь, что он развернется и уйдет. Не тут-то было.

Он растянулся на полу, как наглая змея, всем видом демонстрируя, что никуда не собирается.

Потянулся и замер, глядя на меня снизу вверх. Я отвел взгляд.

За хитро вырубленным окном чернело небо. Не видно было ни черта — и только тогда можно было представить, что за стеной не одни лишь бесконечные мили насквозь пропитанного кровью и бензином песка. Что там есть жизнь. Есть деревья и птицы, дома, электростанции, любопытная соседская кошка, забирающаяся в твой двор.

Я вспомнил старую присказку — самый темный час перед рассветом — и вдруг подумал: «А что, если нам повезет?» Как тогда, с самолетом, который чудом смог посадить Эльф. Как с родником. Как с каждой мелочью, благодаря которой мы все еще живы и на что-то надеемся.

Отец всегда говорил мне: «Утро вечера мудренее». Ничего нельзя решать ночью, это время, когда кажется, что достаточно просто встать и пойти, и именно так ты утром и поступишь первым делом, но правда была в том, что это все только кажется. Нужен трезвый расчет. Нужен план, четкий, продуманный.

Наверное, такой же, какой отец расписал для людей в боинге.

Я так и не смог простить ему, что ни о чем не знал. Что мне не дали шанса ни отговорить его, ни хотя бы попрощаться. Мне остался только листок бумаги, хранившийся где-то у Эльфа, потому что я так и порывался сжечь его иной раз, а Эльф считал, что я себе этого не прощу.

— Так что у вас произошло?

Я был уверен, что Линдир уже уснул или хотя бы понял, что я не собираюсь ничего обсуждать. Как бы мне ни хотелось, это была жизнь Эльфа, и я не мог просто взять и рассказать всем о Леголасе, если он не сделал этого сам.

Конечно, если он соберется и унесется в одиночку, я всех подниму на уши и притащу его назад за его чертову косу, но пока... Это были не мои тайны.

Линдир продолжал следить за моим выражением лица одним глазом. Я покачал головой. Он пожал плечами и отвернулся.

— Трандуил уехал, между прочим…

Я чуть не ляпнул: «Кто это?», настолько отвык от имени Эльфа.

— Как понять – уехал? — внутри все напряглось. Он же не мог уехать без меня, да и куда, на чем? У «Задиры» двигатель на переборке, не фуру же он увел…

— Да ты сядь, — усмехнулся Линдир, и я огляделся по сторонам и только тогда заметил, что успел вскочить и шагнуть к выходу. А он продолжил: — Не нервничай, это я так. Пошутил.

— Идиот.

Я замахнулся на него, но на Линдира это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Это когда-то давно он был наивным ребенком, слишком старательным и слишком боящимся сделать что-нибудь не так. Даже бросался растаскивать нас с Эльфом, когда мы ругались.

А теперь, если его посреди пустыни застанет свора тварей, он прикажет им не шуметь и брезгливо отвернется.

— Вообще-то он правда что-то собирал. Теперь я хоть знаю, что не просто так. Выкладывай, Бард, что вы задумали.

— А ты у него спроси, — огрызнулся я. — Он тебе расскажет в деталях.

— Он уже рассказал. Впечатляющие познания.

— Рад, что тебе понравилось.

Мы замолчали.

Я уселся обратно на пол, поближе к окну, что вызвало у Линдира еще одну усмешку. Но если Эльф соберется куда, я, по крайней мере, увижу, как он будет выезжать из гаража. Другого пути не было. Не на своих же двоих он пойдет.

Хотя он, конечно, мог.

Мысли вновь пошли по кругу. Я пытался вспомнить, как выглядит крепость и можно ли как-то подобраться к ней. Вспоминать было особо нечего — мы внутри не были, а те, кто бывали, больше не выходили.

Нужна разведка, желательно налегке, а еще неплохо бы пообщаться с торговавшими со Смаугом гномами. Они, конечно, с радостью сбывали крепости патроны, но ненавидели что Смауга, что всю его шайку до звездочек в глазах. Я знал, что за свою работу они получают крохи по сравнению с тем, что Смауг мог бы отдать и даже не заметить, и, понятное дело, никому такое положение дел не нравилось. Но гномов было много, а пошли Смауг их к чертям, достать даже такое количество пропитания стало бы сложно. Никто не сможет обменивать на оружие столько еды.

Так что рисковать и воевать в открытую, чтобы потом сдохнуть с голоду, гномы не хотели, но вот мелко напакостить в обмен на полезные вещицы наверняка согласились бы.

Главное, явиться к ним без Эльфа. Вот его лично они ненавидели больше, чем радиацию, раскаленный песок и нахальных насекомых вместе взятых. Не то чтобы я удивлялся, что Эльф мог вызывать такие чувства, но историю узнать было интересно.

Я спросил — он и рассказал.

Выяснились интереснейшие вещи.

Одним из гномов, тех, кто командовал всем их мелким парадом, был неудавшийся бизнес-партнер Эльфа. По иронии судьбы он от природы был низкого роста, и я мог только представить, как по-дурацки смотрелись они с высоченным, как столб, Эльфом на своих деловых встречах.

Встреч, впрочем, было немного, я так и не вник толком — то ли компания гнома уже загибалась, то ли старалась заранее подстелить соломки, но они пытались уломать Эльфа вложить в них деньги. Эльф посмеивался и, картинно развернувшись, уходил. Гномы злились, Эльф развлекался, и так до тех пор, пока компания и впрямь не прогорела, и вкладываться было уже не во что.

Родом гном был с острова и после произошедшего на остров и убрался, а спустя полгода грянул гром, и миру стало уже не до слов вроде «инвестиции» и «пакеты акций».

И надо ж было случиться, чтобы они встретились потом именно здесь.

Торин, тот упертый гном, считал Эльфа последним предателем, его рыжий дружок — принцессой, остальные просто между делом презирали.

Так и жили.

Но списывать их со счетов из-за Эльфа я не собирался. В конце концов, я надеялся, что смогу договориться сам. Не обязательно же сообщать им правду, зачем и для кого мы туда лезем. Да и к тому же они были мне должны — за то, что в одном из рейдов мы помогли им отбиться от особенно большой своры тварей. Ад адом, а долги и слова тут еще имели какой-то вес, и я решил, что при необходимости припомню им.

Проблема была в том, чтобы пробраться к крепости.

За каждой тропинкой, не говоря уже о раскатанных сотнями колес дорогах, пристально следили, и охрана отстреливала на лету все, что могло представлять хоть малейшую опасность или просто не нравилось Скате. Чтобы он сдох уже хоть в этот раз. Можно было бы, конечно, попытаться примкнуть к тварям и прикинуться новыми служителями культа, но, несмотря на проведенные здесь годы, выглядели мы для тварей слишком хорошо. Не поверят. Мне еще ладно, но Эльфу – точно нет.

Я задумался, что еще могли пропустить в город, не обыскивая тщательно, и хлопнул себя по лбу.

Фуры.

Вот здесь нам и пригодятся гномы.

В отличие от собранных-пересобранных машин, по которым и не понять было, из чего и как их вообще соорудили, фуры оставались примерно одинаковыми. Точнее, одинаково собирались.

В них имелся весьма полезный отсек, уходящий в пол кабины и дальше под цистерну, в который можно было засунуть даже пару мотоциклов, не говоря уже о боеприпасах или людях, выскакивавших словно из ниоткуда и нападавших на ничего не подозревающих жертв.

А если можно откуда-то неожиданно вылезть, то туда же можно и неожиданно влезть. Правда при таком раскладе нужно где-то оставить машину, скорее всего, у тех же гномов, чего мне делать категорически не хотелось. Плюс у нас не будет ни укрытия, ни особых запасов оружия, но зато мы попадем внутрь. А там разберемся.

План, понятное дело, трещал по швам, но начало было положено, и оно меня даже воодушевило. Идти всегда легче, когда заставил себя сделать первый шаг. Теперь нужно отловить Эльфа и рассказать ему об этом. Сказать, что он едет. Что я еду с ним. Что мы хотя бы попытаемся.

Неподвижную ночную тишину разорвал рев мотора, и мы с успевшим задремать Линдиром одновременно подскочили. Я прилепился к окну, Линдир у меня за спиной попытался втиснуться и посмотреть хотя бы одним глазом.

Твои же шестеренки…

Эльф на бешеной скорости гнал прочь от нашего дома на мотоцикле. Не спрятанная под одежду коса хлестала его по спине.

Если бы Линдир каким-то чудом не успел оттащить меня к середине комнаты, я бы разбил об стену сначала кулак, а потом, наверное, и голову.

Глава 2.

И вот спустя три дня я стоял и наблюдал за тем, как он причесывается. И, что самое отвратительное, он меня даже не видел. А если бы это был не я?

Мне не понадобилось тогда много времени, чтобы выследить и догнать его, благо он не так уж старательно пытался скрыться. Или просто я уже знал все его секреты, и мне не составляло труда восстановить его маршрут.

Спасибо и на том, что он не рванул прямиком в крепость. Значит, соображать еще мог, и его побег имел под собой какое-то большее основание, нежели безрассудное желание нестись за сыном во что бы то ни стало.

Напротив, он отъехал в сторону и обосновался за кривой насыпью, весьма удачной для одинокого путника с небольшим байком. Наш джип здесь поместился бы с трудом, и потому я оставил его неподалеку, раскидав вокруг мелкие гранаты, которые мигом отвадят всех желающих забрать его себе.

За «Задиру» я волновался, но мне слишком хотелось подобраться к Эльфу поближе и только потом обнаружить свое присутствие. Чтобы он понял, насколько опасно отправляться в пустыню в одиночку, особенно когда собственная безопасность — последнее, о чем ты думаешь.

Со мной он мог бы отвлекаться на что угодно. Я прекрасно понимал, как сложно заставить себя отодвинуть в сторону ворошащиеся клубком разбуженных змей мысли и продолжить думать привычно трезво. У меня самого крики сына отдавались в голове еще несколько месяцев, будто кто-то живой сидел там внутри и издевался надо мной. А ведь мой сын был все это время рядом.

Тем временем Эльф встряхнулся, завернувшись по уши в куртку, опустился на песок и уселся, спиной к мотоциклу. Позади него возвышалась часть насыпи, она же немного прикрывала его с одного боку, а с другого прятался я. Эльф этого не знал, но сегодня он, как и всегда, когда мы уезжали вместе, был защищен со всех сторон.

Я решил подождать до утра и не лезть выяснять что-либо сейчас. Похоже было, что он вымотался и собирался хоть немного поспать, и я дал ему такую возможность. Повезет – и за несколько часов ничего не случится. Дольше спать опасно, если ты передвигаешься в одиночку.

Сам я усталости не чувствовал совершенно и потому, дождавшись, когда Эльф уснет, тихо перевернулся и, устроившись поудобнее, принялся разглядывать в подзорную трубу чернильное небо. Изредка на нем возникали серебристые точки и, блеснув пару раз, пропадали вновь.

Я то закрывал глаза и просто лежал в полной темноте, то открывал их снова и продолжал наблюдать за огоньками. Уснуть я не боялся. Привычка не засыпать, если так было нужно, въелась намертво, и я мог часами валяться и разглядывать что-нибудь.

Например, спутники. Они были где-то среди этих серебристых точек, неслись по небу, оставшись в нем с тех времен, когда человечество еще использовало их. Ежедневно тонны и тонны информации проходили через каждую из таких точек, а сейчас в это даже поверить сложно.

Мне казалось, я даже различаю их оттенки, настолько серьезно я подошел к наблюдению в этот раз. То красноватые, то желтоватые отблески отражались в небе. Кажется, звезды раньше были цветными — я помнил обрывки названий вроде каких-то карликов. Или, может, гномов. Могло ли быть так, что наша радиация добралась до них и раскрасила? Подумать только, цветные гномы.

Я по привычке повернулся, чтобы пересказать пришедшую мне в голову дурацкую шутку Эльфу.

Совсем забыл, что его не было рядом.

Тогда я запрокинул голову, чтобы посмотреть, что там творится на небе, и тут один из огоньков привлек мое пристальное внимание. Он был ярко-красный, словно от летящего самолета, и я буквально почувствовал, как замерло сердце. А что, если это еще какие-то наивные дураки летят сюда с материка в поисках лучшей жизни? Или, напротив, направляются на подмогу? Или просто пролетают мимо, из одного ожившего города в другой, и даже не знают, что происходит у нас внизу.

Показалось, я даже расслышал шум турбин самолета. Когда вокруг нет звуков цивилизации, и даже ветер молчит, начинаешь ценить тишину и замечать каждое ее нарушение.

Продолжающееся уже какое-то время нарушение.

Я оглянулся и так и замер. Рука неловко подвернулась, и я зацепился за острый камень и, наверное, оцарапался, но в этот момент я мог бы отгрызть собственную руку и не заметить.

Красный огонек, принятый мной за самолет, был не единственным. И нет, это не был чей-то воздушный флот и не галлюцинация, и не шутка.

Я выкрутил трубу на максимум и едва не выбил себе глаз, пытаясь присмотреться получше.

И не верил тому, что вижу.

Это были отблески сигнальных ракет — разноцветных кодов, взмывающих в небо и взрывающихся там огромными звездами. Красный — опасность. Желтый — подмога. Белый — отбой. Синего я раньше не встречал. Как-то сложилось, что цвета установились одни и те же у тех, кто имел доступ к подобной роскоши. А пошло все от Смауга, на таких «переговорах» его отрядов мы научились понимать, что есть что.

Опасность.

Опасность.

Опасность.

Подмога.

Опасность.

Подмога.

Синяя ракета.

Опасность.

Синяя ракета.

Я не был уверен, что именно значит синий – то ли, что подмоги нужно больше, то ли что ввязываться и возвращаться наоборот не нужно. Но в ту минуту я впервые за долгое время не был уверен ни в чем и почти готов был поверить, что сошел с ума.

Башня Смауга, огромная, и без трубы видная за мили, была окутана грязно-цветными клубами дыма. Черная туча нависла над верхушкой, и сквозь нее пытались пробиться новые ракеты, и все это растворялось в темноте ночи настолько, что я так и не знал, верить ли мне своим глазам, или я просто окончательно перегрелся, и это воображение шлет мне желаемые картины.

Потому что из увиденного можно было сделать только один вывод.

В башне Смауга произошла катастрофа. И, судя по количеству ракет и беспорядочности в цвете сигнальных огней, большая часть армии башни была где угодно, но не в ней.