U-26. Mermaid!AU

[barduil]

U-26. Mermaid!AU
1486 слов

Зарабатывать рыбной ловлей в Озерном городе – гиблое дело. Каждый может закинуть удочку прямо с крыльца и наловить три уклейки на обед. Куда больше дохода приносит, например, дерево. Всем надо подправлять дома, менять столбы, если не хочется, конечно, плавно съехать в озеро, когда подломится подгнившая опора.
Бард был капитаном лучников – должность больше почетная, чем денежная. Приходилось крутиться. Дети, конечно, помогали, чем могли, но денег всегда не хватало. В одно прекрасное утро Тильда, как всегда веселая, подскочила на постели с первыми лучами солнца, схватила ботинок и сунула в него ногу. Раздался треск и на пол упала отвалившаяся подошва. Бедной Тильде всегда доставалось донашивать вещи за старшими. И бесконечно латанные-перелатанные ботинки, наконец, не выдержали.
Бард покрутил в руках куски прогнившей кожи и вздохнул. Посмотрел в печально вытянутое лицо дочки:
- Сегодня дома посиди, сестре поможешь с обедом. Будут тебе ботинки.
К вечеру начал собираться, кинул в котомку хлеба, яблок, кусочек сыра. Вытащил с подвесной полки особую снасть, скрутил в узел.
- Ты на Бездонное озеро? – встревожился Баин.
- Ничего, не съедят меня там.
Перецеловал детей, сел в лодку и направился к дальнему берегу.
Заработать на рыбе в Озерном городе можно было только одним способом. За десяток миль от Долгого Озера в непролазной чаще пряталось маленькое круглое озерцо. Оно не замерзало зимой, вода всегда была теплой. Но в нем никто не купался. Даже самые лучшие пловцы ныряли и пропадали там навсегда. Обрывистый берег уходил сразу в глубину, и черная вода, казалось, зловеще поблескивала, подстерегая жертву. Самые смелые могли забросить в Бездонное озеро сеть и поймать узкую синюю рыбу, похожую на изогнутый меч восточных людей. Ее чешуя отливала самой роскошной синевой, какую можно было представить, а вкуснее рыбы на свете не было. Но поймать ее было не так-то просто. Одна-две за год, редко три. И рыбаки нередко не возвращались с рыбалки. Зато давали даже за самую маленькую рыбу в лавке полновесный золотой. А на золотой можно было купить Тильде пару почти новых ботинок, да в придачу еще и бусы из дешевого стекла сторговать.
Бард не боялся этого озера. Возможно, поэтому ходил туда чаще всех, да и охотников в последние годы почти не осталось. Зато он проводил там день или два и вовсе не переживал, возвращаясь без добычи. Тут уж так: с рыбой вернулся – чудо, живой вернулся – удача, а все остальное – судьба. Зато на день-два можно побыть в одиночестве. Когда живешь круглые сутки в доме с тремя детьми, да соседи вокруг на расстоянии вытянутого весла, то волей-неволей оценишь каждую минуту наедине с собой.
Перво-наперво он разжег костер и натаскал хвороста на всю ночь. Леса Бард не боялся, но шастать в темноте по кустам не желал. Закинул снасть, закрепил на старых обломанных мостках.
Подвесил над костром маленький закопченный чайник, специально для таких случаев приберегаемый. Закурил, посмотрел в небо. Хорошо. Интуиция редко обманывала, и он чувствовал, что быть ему сегодня с большой удачей.
На рассвете звякнул колокольчик на сети и вдруг задергался, как припадочный. Никогда еще не звенел он так громко и отчаянно. Вот и удача. Бард потянул сеть и крякнул. Да тут не одна рыба, а с пару пудов! Он потянул ее на себя медленно, отчаянно молясь, чтобы не сорвалось, не порвалось. Чем ближе к поверхности, тем тяжелее становилась сеть. Он развернулся спиной к озеру и потянул изо всех сил, словно волок тяжелый мешок по земле. Раздался треск досок, Бард дернул еще раз и понял, что вытянул. Повернулся и остолбенел. Никакой рыбы в сети не было. А был в сети человек. А и не человек даже, а чудо-юдо. До половины – человек. А ниже пояса – серебристый хвост рыбий. И сам он был весь тонкий, серебристый. По плечам – мокрые белые волосы, глаза, как голубые ледышки, только брови черные, в данный момент насупленные. В общем, на человечью половину был это красивый мужик, из знати. Руки его плотно стягивала сеть, так что Бард подошел поближе. И с раскаяньем увидел, что весь бок и часть хвоста, и плечо рыбьего аристократа ободраны. Явно о гнилые доски. Эх, такое чудо попортил…
- Не укусишь? – осторожно спросил Бард, вынимая нож.
Черные брови нахмурились сильнее. Чудо открыло рот и зашипело что-то злое и презрительное.
- Я не хотел, – Бард развел руками. – Я ж не знал, что ты тут. Мне рыба нужна была. Ну сейчас уж какая рыба. Давай сети разрежем. И подлечить бы тебя, а?
Чудо слушало внимательно и даже хмуриться перестало. Бард подхватил конец сети и показал, что резать будет только ее.
- Ты извини. Ну, освобожу, а?
Дождался неуверенного кивка и подошел поближе. Заодно вынул из котомки склянку с маслом на травах, откупорил и поставил рядом. Всегда брал с собой на всякий случай в лес, вот и пригодилось. Сети надо было разрезать осторожно. И чтобы чуду не повредить, и чтобы потом починить можно было.
Самому Барду казалось, что он обихаживает гордого и нервного коня. На лошадей человеческий голос всегда действовал успокаивающе, ну и с чудом он по привычке заговорил таким же тоном. Но ничего, и на этого подействовало: лежал смирно, укусить не пытался, а только вглядывался и вслушивался. Понимал, надо думать.
Разрезая веревки и сразу же смазывая на освобожденных участках нежную кожу терпко пахнущим маслом, Бард вполголоса бормотал всякую чепуху: рассказывал о детях, о покойнице жене, о ботинках и монетах, о губернаторе и синей рыбе, о спящем драконе и своем одиночестве. Дети вырастут и разлетятся, на старшую уже заглядываются парни. А что останется ему? Пустой дом и одинокие ночи.
Серебристый человек слушал внимательно, изредка шипя, когда масло касалось глубоких ссадин. На одиноких ночах фыркнул и подставил спину – и тут мажь, мол.
Бард осторожно прошелся пальцами по глубокой ссадине, смазывая, залечивая, извиняясь. Это была очень красивая спина, и поранить ее было просто кощунством.
- Прости, - пробормотал он, полный раскаяния. – Больно тебе, наверное. Прости.
Он закрыл глаза и вдохнул запах теплого тела, смешанного с запахом лечебных трав. Пахло тепло и свежо, как после летнего дождя пахнет озеро. Но запах был еще и очень живой. Бард вздохнул поглубже и неожиданно для самого себя коснулся белого плеча поцелуем. И замер.
Сеть валялась на траве. Если бы чудо-человек захотел, то мог бы нанести страшный удар хвостом и утопить незадачливого рыбака. Но не захотел. Он повернул голову и посмотрел из-за плеча. Уже высохшие волосы упали волной, и Бард погладил их, обмирая от восторга. Солнце поднималось над лесом, гремел птичий хор, но Бард ничего этого не видел и не слышал. Он гладил грубоватыми, но ласковыми руками гладкие плечи, осторожно целовал тонкие губы, нежное горло, сильную грудь. Терся носом и вдыхал сладкий запах.
«Так ведь они и умирали», - вдруг подумал он. Уходили в глубину сами, с восторгом и полные счастья. В паху сладко и тяжело ныло, и на ширинку уже легла рука с тонкими сильными пальцами. Сжала, потерла. Человек зашипел опять, но нежно, просительно.
- Нет.
Шипение стало недоуменным.
- Нет. Я не могу.
Бард осторожно убрал от себя терзающую руку.
- Если ты сделаешь это, я не смогу отпустить тебя. Не смогу уйти, понимаешь?
Черные брови снова нахмурились.
- У тебя дети есть?
- Шшшичиии...
- Тогда ты должен понимать. Что если бы тебя здесь убили, а ребенок твой один остался бы?
Чудо покачало головой.
- Дурак, знаю. Прости.
Бард смотрел на человека, впитывая каждую черту, запоминая, чтобы унести его в своем сердце навсегда. Потянулся, поцеловал в лоб. Прощаясь.
Потом поднял на руки чудо и опустил его в темную воду. Постоял, вглядываясь, пытаясь уловить серебристый блеск там, куда, вильнув, скрылся узкий серебряный хвост. Но вода не раскрывала своих тайн.
Пора собираться. Бард затоптал и залил остатки костра, сгреб барахло и, не разбирая, с мокрой снастью вперемешку, засунул в котомку. Сел на поваленное бревно и закурил трубку. Пожалуй, можно будет отнести в лавку гарпун. Много за него не дадут, но в долг все же поучится взять пару ботинок.
В тишине прозвучало три резких удара да так внезапно и громко, что от неожиданности Бард свалился с бревна, больно ударившись локтем. Проморгавшись от искр в глазах, обомлел: на густой траве крутились и приплясывали три длиннющие синие рыбы. Таких больших он в жизни не видел. Целое состояние.
Подбежал к остаткам мостков, лег на живот, крикнул в темную воду:
- Спасибо!
Опустил в воду руку и ощутил легкое пожатие пальцев. Потом тишина вернулась. Только яростно шуршали на траве рыбы, возмущенные такой бесцеремонностью.
***
Если кто-нибудь говорил, что чудес не бывает, Тильда всегда топала ногой и заявляла:
- Бывает! Мне папа говорил, я точно знаю, что бывает.
Она поднимала руку и трогала свои любимые бусы: нитку нежного речного жемчуга с подвесками из бирюзы. Когда отец принес домой ботиночки и две корзины с припасами да выложил еще на стол монеты, она запрыгала от счастья и восторга:
- Папа, откуда все это?
- Это тебе подарок от озерного чуда. Иди-ка сюда.
Папа посадил ее на колени и застегнул на шее самые прекрасные бусы на свете:
- Носи на здоровье, пуговка.
Она обхватила его руками и пробубнила в пропахшую костром и водорослями куртку:
- Хорошо, что ты вернулся, папочка.
Они сидели так, пока Сигрид не позвала ужинать. Папа гладил ее по голове и вздыхал о своем. А Тильда думала о том, как завтра все соседские девчонки умрут от зависти. Ведь ее папа – самый лучший.