Сказание о смарагдовом ожерелье

[barduil]

Замечательный автор  agua-tofana дала разрешение на публикацию. Если вы еще не читали этот фик, мы вам немного завидуем.

09.05.2013 в 22:56

Пишет  agua-tofana:

Фанфик по "Хоббиту"
Сказание о смарагдовом ожерелье

Автор:  agua-tofana
Пейринг: Трандуил/Бард
Рейтинг: PG-13
Размер: примерно 13600 слов
Жанр: драма
Категория: слэш
Саммари: по заявке 5.5-22. с лихолесского мини-тура Хоббит-феста "Бард/Трандуил. Изумрудное ожерелье было не просто так!"
Предупреждения: канон где-то был, кинон заглядывал, фанон цветет пышным цветом, смерть персонажа
Дисклеймер: ни на что не претендую

Часть первая. Стрелы Лихолесья

Стрела прожужжала, как шмель, — вовсе не так пели тонкие и острые эльфийские стрелы – и глубоко вонзилась в дерево. Чешуйки коры полетели вниз, кружась. Выстрел был хорош, но белка оказалась проворней охотника: наконечник пришпилил к сосне лишь несколько длинных рыжих волосков. Пышный хвост дернулся, и белка мгновенно скрылась из глаз в густой кроне. Выбравшийся на поляну юноша не скрывал досады. Он подошел к дереву и с усилием выдернул стрелу, спрятав ее в полупустой колчан. Колчан был самым обычным, потертым, но прочным, без украшений и узорного тиснения. Так же выглядел и сам юноша – в простой одежде, подпоясанной гладким кожаным поясом, в невысоких сапогах, с плащом-скаткой за плечами. Нетрудно было угадать в нем жителя Эсгарота на Долгом озере. Однако мало кто из горожан забредал в Лихолесье так глубоко, чтобы оказаться поблизости от королевского дворца. Трандуил склонил голову набок в раздумье. Сам он тоже выехал поохотиться и спешился, преследуя раненую его стрелой лису. Теперь добычу было не догнать, но король эльфов не сожалел об этом – наблюдать за человеком было куда интереснее. Очевидно, в лихолесские пущи того завела молодость: насколько Трандуил мог судить о человеческих годах, юноше было лет двадцать. Был он худ и черноволос, а зоркие глаза сверкали под густыми бровями. Что-то знакомое увиделось в нем Трандуилу, но что, он не мог припомнить. Увидев, что юноша вскинул колчан на плечо и собрался идти дальше, Трандуил мягко шагнул вперед.

Юноша отшатнулся, хватаясь за лук, когда словно из ниоткуда, из серо-зеленых буковых стволов и рассеянных солнечных лучей соткался перед ним лесной эльф в венке из июньских трав и цветов. Но не успел он наложить стрелу на тетиву, как меч прижался к его горлу.

— Я король здешних мест, — произнес Трандуил. — Ты пришел в мои владения. С враждой или с миром, с добрым умыслом или со злым? Отвечай.

— Я заблудился, — юноша говорил смело, не пытаясь отстраниться от лезвия, давившего на кожу. Только капельки пота на верхней губе выдавали его страх. – Я неплохо знаю лес, но на этот раз забрался слишком далеко и заплутал. Я не имею злых намерений, король Трандуил.

— Человек не может знать этот лес, — возразил Трандуил. – Даже я не знаю многих его тайн, а ты – ты можешь лишь выучить некоторые тропы, ходить которыми не так опасно, как прочими.

— Да, верно, — юноша осторожно сглотнул. – У меня нет злых мыслей, — повторил он, — и нет цели причинить вред и малейшему из твоих подданных.

— Я верю тебе, — Трандуил и в самом деле не ощущал в душе юноши зла – только темную давнюю печаль и невыразимую тоску. – Кто ты и откуда пришел к нам?

— Меня зовут Бард, и я житель Эсгарота, — ответил юноша, но Трандуил не отвел взгляда, и тот был вынужден продолжить: — Я из рода Гириона, владыки Дола, дальний его родич.

Трандуил кивнул. Давнее воспоминание наконец обрело имя.

— Не столь уж дальний – кровь Гириона ясно видна в тебе. Недаром мне показались знакомыми твои черты.

— Ты знал Гириона? – встрепенулся юноша. – Ты помнишь прежний Дол?

Трандуил убрал меч в ножны.

— Да, я знал Гириона и помню веселый Дол. И в память о тех временах приглашаю тебя погостить в моем дворце, Бард. Ты, верно, устал и проголодался за время своих скитаний по Лихолесью.

— Вовсе нет! – торопливо возразил Бард, и Трандуил не сдержал улыбки.

— У меня одна лошадь, но, думаю, мы поместимся. До дворца неблизко, — предупредил он, свистом подзывая Златогрива. Бард смутился.

— Мне не подобает ехать с тобой вот так.

— Ты мой гость. А пешком мы будем идти несколько часов. Это неразумно.

Трандуил придержал коня за уздцы, чтобы спутник мог сесть в седло, и после легко взлетел на круп позади Барда. Его рог запел, созывая охоту обратно во дворец.

***

Многие из лихолесских воинов и мастеров помнили Гириона и за столом с интересом присматривались к его дальнему потомку. Под этими взглядами кусок не лез Барду в горло, и Трандуил в конце концов взмахом руки отправил всех прочь, оставив лишь виночерпия. Утратив скованность, Бард ел, как молодой волчонок, но в его жестах, помимо звериной непосредственности, была и сдержанность, выдающая непростое происхождение. Трандуил, не успевший проголодаться, время от времени брал с блюда раннюю землянику, не переставая говорить о прошлом Дола, о семействе Гириона, о процветавшей торговле и пышных праздниках, где веселились и люди, и эльфы, и гномы. Бард слушал внимательно, будто запоминая накрепко каждое слово, и глаза его полнились грустью по неведомому прошлому.

— О тебе, наверное, беспокоятся? – спросил Трандуил, когда они встали из-за стола и вышли на широкую террасу, опоясывавшую часть дворцовых покоев. – Я могу послать известие твоим родным – с гонцом либо с бочонками, что поплывут сегодня вниз по реке.

— Благодарю тебя, Трандуил, — Бард почтительно склонил перед королем голову, — но мне некого предупреждать. Никто не волнуется о моем отсутствии.

— А твои родные?

— Отца и матери уже нет в живых, а более у меня родичей не осталось.

— Печально слышать.

Бард выпрямился, будто невидимая стрела просвистела мимо него.

— Я справляюсь и не нуждаюсь в сочувствии!

— Чем же ты занимаешься? – Трандуил пропустил мимо ушей его не совсем почтительный тон. Впрочем, Бард и сам понял свою оплошность.

— Я кузнец, государь, — проговорил он. – Не такой хороший, как эльфы или гномы, да и многим мастерам из числа людей я уступаю, но я учусь и уже три года сам зарабатываю себе на жизнь. А еще я охотник – тоже не слишком хороший, как ты видел.

— Я видел, что для человека твоих лет ты очень хорош в стрельбе из лука, — Трандуил не лукавил, разве что самую малость. – Если хочешь научиться чему-либо, оставайся: в память о дружбе с Гирионом и Долом я помогу тебе.

— Спасибо, но… — Бард смутился, однако твердо продолжил: — Мне нечем отплатить тебе, владыка Лихолесья.

— Я говорил о дружбе, — в голосе Трандуила проскользнула суровость. – Впрочем, если ты настаиваешь на оплате, это нетрудно устроить: даже если за свои уроки ты рассчитаешься через два десятка лет, это будет пылинкой в долгих днях эльфийской жизни.

— Тогда я согласен, — улыбнулся Бард – впервые с тех пор, как встретился с королем. Трандуил подумал, что ему не мешало бы делать это почаще.

Переодеваясь, он заметил слабый незнакомый запах, исходивший от его одежды, и вспомнил, что ехал с Бардом на одной лошади. Запах был непривычным и слишком грубым для королевских покоев, но не показался Трандуилу неприятным.

***

Лихолесские кузницы поразили Барда и множеством используемых инструментов, и тонкостью выполняемой работы. Эльфы, повинуясь приказанию короля, были сдержанны и терпеливы, раскрывая юному кузнецу секреты мастерства – те, что не представляли особой ценности для эльфов, но казались откровением для людей. Вскоре некоторые из них полюбили общаться с Бардом, и уже не требовалось королевского понукания, чтобы кто-либо оторвался от своих дел и показал ему ту или иную тонкость ковки. Живой ум и острый взгляд помогали Барду ухватить суть дела с первого раза, и как-то один из старших кузнецов обмолвился, что они могли бы создавать куда более прекрасные вещи, если бы каждый молодой эльф-подмастерье был столь же ревностен в получении и применении знаний. Трандуил слышал эти слова, и радость вдруг затопила его сердце, заставив улыбнуться неожиданности этого чувства.

Через неделю после появления Барда перед дворцовыми воротами пропели трубы, и по мощеной дороге наперебой процокали копыта. Небольшой отряд вихрем пронесся через широкий двор.

— Кто это? – спросил стоявший у окна Бард.

— Тот, кто будет учить тебя эльфийским приемам стрельбы из лука, — с гордостью промолвил Трандуил. – Позволь представить тебе, Бард, моего сына Леголаса.

Тот как раз появился в дверях и, узнав, кто перед ним, учтиво приветствовал Барда. Они стояли друг перед другом, как день и ночь – разные и в то же время схожие своей юностью, быстротекущей у одного и вечной у другого.

— Наш гость – лучник, и неплохой, — заметил Трандуил. – Он не возражает взять у тебя несколько уроков.

— Я с удовольствием преподам их! – воскликнул Леголас. – Подожди только, мне необходимо переодеться и поесть с дороги.

— Я буду ждать столько, сколько понадобится, — ответил Бард с той улыбкой, что так нравилась Трандуилу. – Твой сын полон жизни и свежести, — сказал он, когда шаги Леголаса смолкли. – Он как весенняя листва после быстрого дождя.

— А ты говоришь, как много повидавший старик, — не удержался от насмешки Трандуил. – В сравнении с ним ты даже не мальчишка.

— Эльфы непостижимы для людей, — произнес Бард, погрустнев. – Между ними словно пропасть. Они видят друг друга, но никогда не сойдутся.

— История знает примеры подобных союзов, — возразил Трандуил. – Может быть, даже люди Эсгарота слышали о Берене и Лютиэн?

Бард покачал головой.

— Мне эта история не знакома.

— Тогда сегодня вечером ты ее узнаешь, — пообещал Трандуил. – Песнь о разрешении от уз ныне помнит только Элронд, владыка Имладриса, но песнь о Берене и Лютиэн и другие не менее прекрасны, и лихолесские эльфы охотно споют для тебя.

— Я с большой радостью послушаю их, — Бард склонил голову в знак благодарности, но улыбка не вернулась на его лицо.

***

Вечером, когда в небе над Лихолесьем засияли ясные звезды и лунный свет пролился сквозь высокие окна на каменный пол, зал заполнился серебряными голосами флейт и арф, и почти до рассвета звучали здесь песни давних лет, рисуя перед взорами слушателей то росистые поляны Дориата, то острые клыки скал Тол-ин-Гаурхота. Трандуил переводил для Барда эльфийские наречия на всеобщий язык, стараясь сохранить хотя бы часть того смысла, что вкладывали в певучие строки менестрели давних лет, и внимательно ловил каждый взгляд, каждую перемену в лице потомка Гириона. Ему хотелось донести до юного кузнеца, выросшего в городе людей и почти ничего не знавшего о прежних эпохах, величественность и красоту древнего предания. Он опасался, что Барду вскоре наскучат протяжные и непонятные сказания, но интерес в черных глазах не угасал. Под утро, когда на горизонте проклюнулся желтым цыпленком рассвет, Трандуил подошел к окну. Серебром и сталью звучал его голос, пока пел он о гибели Финрода, о спасении Берена и об освобождении Тол-ин-Гаурхота от зла и скверны. И первый луч солнца упал в сумрачный зал с последними словами песни, и Трандуил увидел, как блестят глаза смотревшего на него Барда.

Король так и не лег спать в это утро. Голову не туманила бессонная ночь, и мир казался прекраснее, чем обычно. Проходя околодворцовыми тропами, он четко видел каждый листок, мокрый от росы, блестящий от раннего солнца; видел, как просыпается трава, как загораются искрами причудливые витражи в высоких башнях; как тает в трещинах коры сосновая смола под лучами набирающего силу светила. Многое он видел этим утром будто впервые, и воздух Лихолесья был полон свежести и тепла.

Вернувшись, он занялся делами, и лишь заполдень спросил, проснулся ли гость.

— Давно уже. Они с Леголасом ушли в тисовую аллею стрелять из луков, — ответили ему.

Прямая и длинная, тисовая аллея располагалась позади дворца, с северной стороны, и была наиболее сырым и мрачным из всех уголков, прилегавших к нему. Трандуил редко посещал ее, но для занятий лучников лучшего места близ дворца было не найти.

Пройдя долгими коридорами и спустившись на пару ступеней, Трандуил вошел в кладовую, где хранились, в темноте и прохладе, семена редких растений и рецепты лечебных настоев. Только отсюда, из узкого, как бойница, окна можно было увидеть начало аллеи. Трандуил отвел в сторону тяжелую ткань, и лучники предстали перед ним, как на ладони. Он смотрел на Барда и Леголаса немного сверху, и видел, как они смеются, как Бард вынимает стрелу, как Леголас кладет свои руки поверх его, направляя, почти обнимая… Опуская портьеру, Трандуил с неожиданной горечью подумал, что они выглядят братьями и даже больше, чем братьями.

Неприятное чувство не отпускало его до ужина, а когда Трандуил увидел, как сын и гость входят в зал плечом к плечу, дружески переговариваясь, земляничное вино показалось ему настоянным на хине. Он почти ничего не сказал во время трапезы, казалось, мысли короля далеки от ярко освещенного зала и сидящих за длинным столом эльфов. Но это было совсем не так.

— Зайди ко мне перед сном, сын, — распорядился он, заканчивая ужин раньше прочих. – Остальным же желаю доброй ночи.

— Доброй ночи, — эхом отозвался Бард.

***

— Собирайся, — велел Трандуил, когда Леголас появился в его покоях. — Поедешь завтра в Имладрис.

— Хорошо, — согласился тот с легким недоумением в голове. – Но что за срочность, отец?

— Потому что я так решил. Или тебя что-то держит во дворце?

— Ничего, — покачал головой Леголас. – Ничего такого, что я не мог бы оставить на несколько дней.

— Вот и отлично. Отвезешь бумаги, заодно повидаешься с Элладаном и Элрохиром. Если захочешь задержаться, я не возражаю, — проговорил Трандуил. После ответа Леголаса ему стало легче дышать, тяжесть отступила. Карты, составленные разведчиками, с опасностью для жизни рыскавшими по Лихолесью и Гиблой пустоши, действительно пора уже было доставить Элронду, так что поездка представлялась отнюдь не бесполезной.

Леголас отбыл на рассвете – с такой легкостью, что Трандуил ощутил смутную вину за свое торопливое распоряжение. И все-таки словно часть тяжелого груза упала с его сердца с этим отъездом. Проводив кавалькаду, он вернулся в покои и занялся разбором рукописей, которые хотел показать Барду. Они встретились за завтраком, Бард был бодр и полон сил.

— А где Леголас? – спросил он, усаживаясь за стол. – Разве он сегодня проспал? Мы собирались выйти в лес, поохотиться.

— Я отправил его с поручением, — ответил Трандуил, не вдаваясь в подробности. – Прости, я не знал, что это будет тебе неприятно.

— Неприятно? О нет, — казалось, Бард был растерян. – Но он замечательный лучник и замечательный учитель.

— Еще бы – ведь он упражняется с луком на несколько десятков столетий дольше тебя, — с неожиданной язвительностью произнес Трандуил. – Но у нас много искусных лучников, и любой будет рад заниматься с тобой по моему повелению.

Тень пробежала по лицу Барда, будто облако, затмившее весеннее солнце.

— Благодарю, владыка. Пусть это будет тот, кого ты сам назначишь. Я доверяю твоему выбору.

Бард вел себя, как и подобало при разговоре с королем, но это не уменьшило, а даже увеличило досаду Трандуила. Он выбрал одного из лучших лучников для обучения гостя и постарался выбросить из головы короткую утреннюю беседу, надеясь, что к вечеру все изменится, и они вернутся к прежней доверительности. Однако надежды его были напрасны. Словно кованая решетчатая дверь захлопнулась перед ним. Он видел Барда, слышал его, но преграда никуда не исчезала, отравляя в глазах короля день за днем, час за часом, до тех пор, пока их общение не свелось к приветствиям, пожеланиям и советам насчет выбора книг в дворцовой библиотеке. Присутствие Барда начинало тяготить Трандуила, хотя и стало почти незримым. Оно было сродни свету, проникающему сквозь закрытые веки и не позволяющему заснуть.

— Мне нужно сказать тебе несколько слов, государь, — окликнул его Бард как-то после обеда. Трандуил взглянул на него, скрывая под вежливым равнодушием нетерпеливое желание уйти, и предложил пройти в королевские покои. В молчании преодолев коридор, они оказались в личной библиотеке Трандуила, и дверь за ними закрылась.

— Ты был очень добр ко мне, — начал Бард, увидев в глазах короля позволение говорить. – Но мое пребывание здесь слишком затянулось. Мне неловко долее утруждать тебя своим присутствием. Я прошу позволения откланяться. Завтра кузнецы везут товары на ярмарку в Эсгарот, я хотел бы уехать с ними.

Трандуил ждал этого дня и того радостного облегчения, что он принесет с собой, но едва Бард заговорил, словно холодная когтистая лапа сжала сердце.

— Ты волен уйти, когда пожелаешь, — вымолвил он. – Надеюсь, наше гостеприимство не оставит в твоей памяти слишком тягостного впечатления.

— Нет, — глухо ответил Бард. – Дни, проведенные здесь, были лучшими в моей жизни.

— Тогда почему ты уходишь? – помимо воли вырвалось у Трандуила.

— Потому что… Скажи, государь, когда ты отослал своего сына, кого ты оберегал: его или меня? Тебя беспокоило, что твой сын, наследник короля, запросто общается с простолюдином из Озерного города?

— Ты чересчур дерзок! – бросил Трандуил, но Бард не вымолвил ни слова, ожидая ответа. – Общение с достойным не может повредить наследнику короля, и неважно, эльф это или человек, богат он или беден, знатен или нечиновен.

— Тогда что же? – смело спросил Бард. – Что заставило тебя, государь, разрушить едва завязавшуюся дружбу?

И Трандуил нашел ответ – то слово, которого он никак не мог вымолвить, слово, говорившее о слишком многом, слово, которое не должно было прозвучать.

— Останься, — попросил он вместо этого. – Все будет, как прежде, и Леголас скоро вернется.

Бард покачал головой.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я слишком хочу остаться.

— Что? – Трандуил подумал, что его подводит слух.

— Я хотел бы остаться, — повторил Бард. – Я хотел бы поступить к тебе на службу, быть лучником в твоей страже, сопровождать тебя в походах и служить тебе, пока не стану слишком стар, чтобы держать лук. Но я не смогу всю жизнь простоять на краю пропасти, протягивая руку в пустоту.

Он замолчал, будто испугавшись сказанного. А лесной король вздрогнул, словно холодный ветер залетел в покои. Все оказалось так просто… и так сложно.

— Ты сам выберешь свой путь, Бард, — ответил он наконец. – Но знай, что твоя рука протянется не в пустоту.

Казалось, теперь Бард не поверил своим ушам. Черные глаза вспыхнули негодованием, словно он заподозрил, что Трандуил насмехается над ним. И только ладонь короля, легшая на щеку, привела его в чувство.

— Возможно ли?.. – спросил он, едва шевеля губами. Трандуил лишь кивнул в ответ.

В эту ночь Бард-лучник до рассвета не покинул королевских покоев.

***

Никто не посмел бы перечить Трандуилу, пожелай тот и чего-то иного, а не этих ночей, что словно переносили его на тысячи лет назад, в густые леса Эгладора, где ярко сияли, запутавшись в ветвях, крупные звезды — и угасали к рассвету. Один только Леголас, вернувшись из Имладриса, в хмуром молчании наблюдал за происходящим. Бард уклонялся от встреч с ним, и делал это напрасно: вовсе не его винил эльфийский принц, вовсе не у него хотел потребовать отчета. Трандуил же не подавал виду, что замечает недовольство сына, и Леголас был вынужден заступить ему дорогу на прогулке, не видя иного способа застать отца в одиночестве.

— Понимаешь ли ты, что делаешь? – спросил он звенящим от гнева голосом. – Зачем, отец? Почему?

Он был прекрасен в своем негодовании, и Трандуил вновь ощутил гордость за наследника. Он устремил взгляд вдаль – туда, где зеленый прибой Лихолесья накатывался на голубой небесный свод, — и молчал до тех пор, пока гнев в глазах сына не утих, оставив лишь недоумение и легкий упрек.


— Я мог бы не отвечать тебе, – произнес тогда Трандуил надменно, — или сказать, что это не твое дело. Но я отвечу, — продолжил он, смягчая голос. – Я отвечу вопросом на твои вопросы. Скажи, сын, что расстроило бы тебя больше: если бы я назвал это прихотью, недолгим увлечением или же если бы признался в подлинности и крепости вдруг возникшего чувства?

Теперь замолчал Леголас и молчал долго.

— Я знаю Барда недавно, но могу сказать, что он не заслужил и не потерпел бы участи быть прихотью, пусть даже самого эльфийского владыки, — выговорил он наконец. – Но как может в несколько дней возникнуть нечто иное между столь разными созданиями Илуватара?

— Не временем определяется сила привязанности, — проговорил Трандуил, кладя руку на плечо сына, — но сила привязанности способна изменить время. Разве в памяти эльфов дни великих битв, пропитанные болью и гневом, не кажутся случившимися вчера? Разве истории самой пламенной любви не живы и поныне, не покрытые пылью веков? Союзы бывают причудливы, но крепость их оценивается не схожестью двоих или длительностью совместных лет, а единственно яркостью вспыхнувшего пламени.

Леголас склонил голову, пребывая в задумчивости, но не в раздражении. Многое хотелось ему сказать, но еще больше стоило обдумать.

— Я верю в твою мудрость, отец, — проговорил он, смиряясь. – И не буду вмешиваться, пока не замечу необходимости в этом.

***

Дни скользили за днями, словно водомерки по глади озера. Палая листва укрыла землю под буками Лихолесья; потом серебро зимы засыпало осеннее золото; и снова пришла весна, и птицы в густых рощах приветствовали ее на все голоса, словно на ранней заре мира. И так повторилось трижды, и ничто не менялось в королевском дворце, где неспешно текло зачарованное эльфийское время.

Бард-лучник раздался в плечах, взгляд его стал увереннее, а руки – сильнее и тверже, и порой Трандуил видел в нем, как в зеркале, прежнего владыку Дола: в повороте ли головы, в звуках голоса или в гордой осанке. И это тревожило его, словно пророчество, туманно обещающее неизбежное.

Третья лихолесская весна была особенно прекрасной: долгие холода отступили неожиданно, и тепло обрушилось на землю подобно лавине в горах. Травы росли наперебой, цветы, что ни день, раскрывали больше бутонов, ручьи бурлили, и солнце пробивалось сквозь густеющие на глазах кроны. Беспокойные бабочки порхали под сводами дворцовых палат, и Трандуил все чаще замечал в глазах Барда отсутствующее, рассеянное выражение, сменявшееся виноватым взглядом, едва его окликали.

— Что-то происходит с тобой, — сказал король однажды, когда неудержимо цвел майский день, и Бард, казалось, не находил себе места. – Скажи мне.

Бард глянул неуверенно, и Трандуил понял все прежде, чем тот заговорил.

— Нет ничего прекраснее твоих владений и нет в целом мире никого прекраснее тебя, государь, — так начал Бард. – Не знаю, поймешь ли ты меня, но тяжесть этой неизменной красоты давит на сердце. Я чужой здесь – чужой не по сердцу, а по духу. Время для эльфов ничтожно, для людей же это одна из самых важных вещей в жизни. Люди не мыслят веками; я хочу видеть, как то, что я делаю, приносит пользу мне и моим сородичам. Вы многому научили меня, и я хочу применять эти знания, а не копить их годы и годы, которых мне отпущено немного.

— Ты хочешь уйти, — коротко сказал Трандуил. Бард кивнул. Он смотрел на свои руки, так ловко умеющие держать лук или молот, а король – на цветущие земли своего королевства, возрожденные весной, полные жизни, готовые принести плоды.

— Иди, — прозвучало в тишине неожиданно мягко, и Бард неверяще вскинул голову. – Иди и займи свое место. Я не обладаю даром предвидения, но верю, что судьба твоя будет великой, и люди запомнят тебя.

Бард порывисто опустился на колени, прижавшись лбом к руке короля.

— Сердце мое навечно останется здесь, — срывающимся шепотом произнес он. – Благодарю, государь мой.

***

Через несколько дней небольшой отряд проехал по мосту над Лесной и скрылся из виду в густой весенней зелени. Среди светловолосых всадников выделялся один: ниже и коренастее прочих, черноволосый и загорелый, он несколько раз оглянулся и даже потянул было повод, разворачивая коня, но рука дрогнула и упала на жесткую гриву. Трандуил, проводивший всадников до высоких ворот, стоял неподвижно, пока кавалькада не затерялась меж деревьев. Подданные не тревожили короля; один только Леголас осмелился подойти к отцу.

— Ты ведь говорил, что даже время не властно над истинными чувствами, — негромко произнес он. – Так что же, это все-таки была прихоть?

— Ты ничего не понял, — словно через силу, возразил Трандуил. – Я только что дал самое главное доказательство силы моей привязанности. Я отпустил его.

***

Бард наведывался в Лихолесье и летом, и по осени, и по первому снегу, и в разгар весенней охоты. Трандуил всякий раз тревожился: одинокий всадник был заманчивой добычей для многих лихолесских тварей, но Бард только смеялся. Он стал приезжать реже, когда вступил в ряды городской стражи; уверенная сила, появившаяся в его лице взамен юношеского упрямства и горячности, заставляла лесного короля подолгу задерживать на нем взгляд. Однажды Бард не показывался слишком долго: весну сменило лето, наступила осень, и только в день первой пороши подковы его коня простучали по мосту.

— Прости, — сказал он, спешиваясь: Трандуил вышел ему навстречу в короне, похожей на стрелы инея, в блеске хрусталя и жемчуга. – Мы были в разведке несколько месяцев, я не мог отказаться.

— Это неважно, — ответил Трандуил. – Можешь не извиняться. Важно то, что ты приехал.

Во взгляде Барда были те же уважение и восхищение, что и в предыдущую осень, словно ему была доступна эльфийская глубина и постоянность чувств. Трандуил обнял его, не сдерживая порыва, и ответное объятие было столь же крепким и жарким, и слов больше не понадобилось.

Через несколько дней, прощаясь, Бард неловко вынул что-то из кармана.

— Это кольцо принадлежало моей матери, — сказал он, протягивая Трандуилу широкий, по-своему изящный золотой перстень. – Ты любишь драгоценности; хотя я считаю, что твоя красота затмевает любую из них. Прими же его от меня в подарок.

Трандуил взял в руки не по-эльфийски тяжелое кольцо с крупным, просто ограненным бриллиантом и долго смотрел на него, задумавшись.

— Оставь, — наконец сказал он, вкладывая драгоценность обратно в ладонь Барда. – Мне не нужны бриллианты, чтобы помнить тебя. Эта вещь дорога твоему сердцу; настанет день, и ты вручишь ее кому-то, кто будет тебе не менее дорог.

— Я только что попытался сделать это, — воскликнул Бард. Он гневно сжал губы и сбежал по ступеням к своей лошади, оседланной и нетерпеливо перебиравшей ногами.

Когда стук копыт затих, Трандуил заметил, что Леголас стоит рядом с ним. Очевидно, он находился поблизости и стал невольным свидетелем их разговора.

— Ты снова отпускаешь его, отец?

— Да, — снежная корона дрогнула, клонясь. – У него мало времени. Ему надо жить.

— А как же ты? – спросил Леголас, всем сердцем чувствуя скрытую боль отца.

— У меня есть ты и Лихолесье, — ответил тот, вновь гордо поднимая голову.


Часть вторая. Пожары Эсгарота

Тихая ночь дышала тревогой. Трандуил не находил себе места: шум реки раздражал, птицы кричали слишком громко, свет луны проникал под закрытые веки. Он вышел на широкий балкон. Свежий ночной ветер коснулся свободно стекавших по спине волос, и Трандуил обернулся. На одно мгновение неверный лунный свет и скрытое от глаз, но столь явно разлитое в воздухе беспокойство заставили его поверить в невозможное. Но балкон был пуст, никто не появился здесь в эту ночь, кроме лесного ветра – и лесного короля.

Горизонт стал светлеть, но Трандуил, погрузившись в раздумья, не замечал этого. Лишь когда серая дымка над землей бесследно рассеялась, он очнулся и обвел взглядом окоем. За десятки лиг от Лихолесья, в небе, на удивление чистом и ясном, клубились темные вихри, в которых его взор различил сотни и тысячи мелких птах. Нечто небывалое происходило там, где располагалась Драконья пустошь. Что-то сдвинулось в мире, и от этого на сердце эльфа стало тревожно и радостно. Он протянул руку, пропев долгую переливчатую фразу на синдарине, и вскоре коноплянка опустилась на ладонь лесного короля и расщебеталась, потряхивая хвостиком. Трандуил внимательно выслушал ее и подкинул вверх.

— Лети, птаха, — произнес он, следя взглядом за причудливой нитью ее полета. – Да будет благословенен твой род.

Он спустился в большой зал и созвал совет.

***

Новость о гибели Смауга Ужасного обрадовала лесной народ. Под высокими сводами зазвучали восторженные крики, ликующе запели охотничьи рога, виночерпии наполнили серебряные кубки, и красное, словно кровь, вино ознаменовало день гибели великого дракона. Но никто из эльфов, как и сам Трандуил, не сомневался, что Торин Дубощит и его спутники тоже погибли: на подходе ли к Одинокой горе, либо внутри нее. Эльфы были опечалены: они не испытывали ненависти к роду Дурина, да и соседство гномов было куда лучше, нежели огромного и злобного дракона.

— Но если гномы погибли, — осторожно заговорил один из воинов, опытный лучник, пришедший с Трандуилом из Дориата, — и погиб Огненный Ужас, значит, сокровища Эребора остались сейчас без хозяина?

— Ты прав, — склонился вперед Трандуил. Взор его сверкнул, будто отразив темные пещеры, полные золота и драгоценностей. – Сокровища лежат без присмотра.

Он внимательно посмотрел на каждого и увидел в их глазах ту же мысль, что пришла ему в голову, едва коноплянка взлетела с ладони.

— Клады достаются тем, кто первым протянет к ним руку, — слова падали в тишину, словно камни в озеро, оставляя далеко расходящиеся круги. – Мы можем выступить завтра на рассвете. Гномам Железных холмов нужно намного больше времени, чтобы дойти до Одинокой горы, люди сейчас напуганы и растеряны, а тот, кто не растерян, занят другими заботами. Тролли, орки и гоблины – вот кто раньше других может добраться до эреборского золота. Так не лучше ли будет, если оно достанется нам? Во всяком случае, мы будем иметь право на часть его, если охраним сокровища Эребора от злых глаз и жадных лап.

Совету не потребовалось много времени, чтобы согласиться с королем. Вскоре командиры уже отбирали лучников и копейщиков для предстоящего похода. Все только и говорили о несметных россыпях богатств под горой, вспоминали украшения из сокровищницы Трора, виденные своими глазами либо описанные в легендах, и главнейшее из них – Аркенстон, Сердце Горы, невиданный доселе алмаз, владеть которым мечтал каждый, раз взглянувший на него.

— Нам может повезти, — сказал Леголас отцу вечером, после трапезы, когда Трандуил обходил призамковые поселения и конюшни, кузницы и оружейные, проверяя, все ли в порядке и отдавая распоряжения на время своего отсутствия. – Эльфы легки на ногу и окажутся у Горы, пока другие будут только готовиться выступить.

— Я надеюсь на это, — в голосе Трандуила прозвучало нетерпение. Он любил драгоценности, любил блеск металла и сияние камней, ценил тонкость ювелирной работы и прихотливые фантазии мастеров, а в последние годы – особенно, словно искал чего-то в этом увлечении: страсти ли, забвения ли, никто не знал. – Но ты недооцениваешь орков, да и гномов. Первым не требуется времени на сборы: привычные к войне, они всю жизнь проводят, словно в походе. Они не опередят нас, но будут наступать на пятки. А гномы кажутся медлительными, но уверен: стоит Даину услышать об оставшихся без хозяина сокровищах, и он соберет ополчение в одну, в крайнем случае, в две ночи. Однако ускорить свой шаг они не в состоянии; как бы ни спешили гномы, а первыми под Гору ступим мы!

— Дай мне ключ от сокровищницы, отец, — попросил Леголас. – Я хочу взять мифриловую кольчугу.

— К чему? – Трандуил вскинул брови. – Лесное королевство всегда было неприступным, а сейчас и вовсе все взгляды будут обращены на Гору. Тебе здесь вполне достанет обычных доспехов.

— Но, отец! – Леголас вскинул голову, губы дрожали от гнева. – Я поеду с тобой!

— Нет! – голос Трандуила, словно клинок, обрубил нить разговора. – Ты останешься здесь. Такова моя воля.

Леголас ничего не ответил, только глаза блеснули ненавистью к запретам — и запрещающим. Полы длинных одежд взметнулись, когда он повернулся и направился к выходу.

— Подожди! – окликнул его Трандуил. Леголас не остановился. Трандуил догнал его едва ли не бегом и повернул к себе, заглядывая в глаза.

— Ты обижен, и я не удивляюсь этому, — сейчас голос короля звучал куда мягче. – Но мы не можем вдвоем отправляться в довольно опасное путешествие. Ты не просто мой сын, Леголас, ты наследник короля. Случись что со мной – кто позаботится о лесном царстве, кто охранит и защитит его, кто станет править им мудро и справедливо, кто уведет лесной народ в западные гавани, когда придет наш час? Леголас, мы отвечаем не только за себя. Хорошо ли это, правильно ли? Я не знаю, но так есть, и я не могу поступить иначе.

— Я понимаю, отец, — произнес Леголас уже без ярости в голосе – с одной только холодной сталью. – Я позволил себе забыть о своих обязанностях. Этого больше не повторится.

Трандуил вновь удержал его, спешащего уйти.

— Ты не только мой наследник, — проговорил он. – Ты мой сын. И если по нелепой случайности, на которые богата жизнь воина, ты погибнешь, а я останусь жить – мне не будет радости в этом мире и не нужны станут никакие сокровища, никакое королевство. Не потому я оставляю тебя здесь, что не дорожу тобой – а лишь потому, что дорожу слишком сильно.

Он обнял сына. И они стояли так, пока Леголас не заговорил.

— Ты не сможешь всегда оберегать меня, отец, — твердо произнес он. – Как я смогу править, если не буду знать ничего о мире дальше нашего дворца, если не изведаю вкус битвы, если не испытаю на себе, что же такое жизнь?

— Ты прав, — скрепя сердце, признал Трандуил. Он смотрел на сына и видел юного эльфа с коротким детским луком и затупленными стрелами. Когда успело пролететь время? – И в следующий поход отправишься ты. Я обещаю это, Леголас.

Улыбка сына, вспыхнувшая, словно солнечный луч, была ему ответом.

***

Отряд эльфов выдвинулся на рассвете. Под деревьями было сумрачно, и роса стекала с листьев, пятная одежды и шкуры коней. Дорога шла поблизости от реки, время от времени выныривая из густого леса к самому берегу. Странными могли показаться со стороны бесшумные ряды воинов в зеленом, с длинными острыми копьями, частоколом блестевшими на раннем солнце, с большими тисовыми луками за спиной, то появлявшиеся, то исчезавшие в путанице стволов и теней. Вскоре прилетели вороны, встревоженные слухами о надвигающейся войне. Трандуил не мог обещать, что ее не случится, — и вороны вились над отрядом, резким карканьем отпугивая прочих птиц и заставляя короля хмуриться. Накануне сокровища Эребора казались близкими и доступными, но сейчас Трандуил предчувствовал, что добыть их окажется непросто.

На второй день к вечеру ушей эльфов достиг стук копыт. В мгновение ока отряд исчез, словно растаяв в чаще. Конники же спешились и, прикрываясь лошадьми, взяли наизготовку копья и луки. Топот приближался, и вот из-за поворота на полном скаку вынырнули три всадника. Увидев эльфов, они натянули поводья и спешились. Это были люди, и эльфы опустили оружие, продолжая, однако, держаться настороже.

— Вы приблизились к владениям лесного короля, — заговорил один из эльфов, стоявших на дороге. – С какими целями и по какой надобности? Отвечайте.

— Мы посланцы от Барда, — вперед шагнул самый по виду старший из людей, высокий бородач с цепким взглядом. – Он отправил нас к королю Трандуилу с просьбой о помощи. Наш город сожжен драконом, люди нашли приют на берегу. Большая часть спаслась, но нам нечего есть, негде жить, а скоро зима. Бард просит жителей лесного королевства помочь в память о прежней дружбе с Долом.

— Бард теперь управляет людьми Эсгарота? – прозвучало неожиданно, и Трандуил вышел вперед, отмахнувшись от воина, пытавшегося его остановить. Люди переглянулись, будто решая, что ответить.

— Как и прежде, во главе у нас бургомистр, — наконец заговорил высокий. – Вот только руководит всем Бард, и люди доверяют ему куда больше. Он заботится о еде, о жилье, о лекарствах, и с просьбами идут в первую очередь к нему, хоть Бард всего лишь капитан городской стражи. Но соберись он отстроить Дол, половина народу уйдет следом за ним – так верят в него люди, так полюбили его. Но без помощи и ему не справиться. Что нам передать Барду? Поможете ли вы нам?

— Подождите немного, — произнес король. Он сделал знак, и двое эльфов принялись накрывать походный стол, чтобы накормить гонцов. Трандуил же собрал вокруг себя наиболее мудрых и опытных воинов, чтобы решить, как следует ответить на такую просьбу.

— У нас мало времени, — напомнил первый из них. – А чтобы помочь людям, придется делать большой крюк к Долгому озеру.

— Жаль, что им пришлось пережить подобное, — согласился второй. – Но как помочь им, не навредив нашему походу?

И многие высказались так же. Наконец, договорил последний, и все взгляды обратились на короля.

— Вы верно говорите, — промолвил Трандуил, — и я благодарен вам за то, что помогли мне принять правильное решение. Вы говорите, что, свернув сейчас с пути, мы можем лишиться цели нашего похода. Но ведь это всего лишь золото, — Трандуил неожиданно улыбнулся. – И как бы я не ценил его, оно не стоит дружбы. Мы придем на помощь жителям Эсгарота, а если из-за этого нам не достанется сокровищ – что ж, мы просто вернемся домой и не будем жалеть о сделанном.

Он поднялся и пошел к трапезничающим людям, провожаемый изумленными взглядами.

Гонцы вскочили с мест при его приближении, торопливо утирая рты.

— Мы приняли решение, — произнес король, и лица людей застыли в ожидании. — Мы поможем вам.

Будто черная пелена спала с гонцов при этих словах. Они улыбались, переглядываясь и хлопали друг друга по плечам, словно обещание Трандуила уже было исполнено. Вперед вышел старший.

— Государь, — его голос звучал хрипло, будто что-то мешало говорить. – Благодарю, государь.

Он опустился на колено перед королем, в знак признательности коснувшись лбом его руки. Трандуил вздрогнул. Взгляд его потемнел.

— Надеюсь, я не совершаю ошибки, — беззвучно произнес он.

***

Двое нарочных тут же отправились в обратный путь, везя королевское послание: Леголас должен был отправить на плотах еду для людей – муку, крупу, солонину и мед диких пчел, так хорошо помогающий при простуде. Эльфийское же воинство, вместо того чтобы свернуть к Одинокой горе, продолжило путь вдоль реки, к Долгому озеру. Гонцы Барда умчались вперед на свежих лошадях, что дали им воины Трандуила, чтобы сообщить людям, что помощь близка. Эльфы же, как ни спешили, двигались медленней, чем могли бы, — заболоченные земли на подходе к Долгому озеру даже их заставляли выбирать путь и следить за тем, чтобы не провалиться в мочажину или не увязнуть в трясине. Трандуил был молчалив. Казалось, он не замечал ни чавкающей грязи под ногами, ни пятен травяного сока на длинных полах плаща. Время играло с ним, то растягиваясь до бесконечности, то вдруг сжимаясь так тесно, что голову будто стягивал обруч. Он расстегнул немногочисленные зажимы, удерживавшие волосы, но это помогло лишь отчасти.

К вечеру третьего дня ветер стал доносить запах гари, а вскоре послышался и стук топоров. Руины Эсгарота уже не дымились, только черные остовы свай возвышались над водой да плавал полусгоревший мусор – все, что осталось от домов и имущества людей. Лагерь располагался как раз напротив пожарища и выглядел жалко: шалаши, наспех сложенные из веток, костровища, над которыми висели немногочисленные котлы, чудом избежавшие гибели в огне, люди, одетые кто во что горазд. Завидев эльфов, они принялись кричать и размахивать руками. Холщовый полог самого большого и прочного шалаша откинулся, и оттуда выбрался человек, по осанке и выражению лица которого Трандуил понял, что перед ним бургомистр Эсгарота. Король невольно огляделся, ища глазами того, по чьему зову они свернули с пути.

— А где же Бард? – перебил он рассыпающегося в благодарностях бургомистра. – Я хочу его видеть.

— Я здесь, государь, — услышал он и повернулся на звук знакомого голоса. Из-за шалашей к нему шагал мужчина с топором в руке – очевидно, он только что рубил деревья для построек. Трандуил безотрывно вглядывался в его лицо. Прежними остались только черные волосы, еще не тронутые сединой. «Сколько же лет прошло? – попытался припомнить Трандуил. – Десятка два по человечьему счету». В замкнутой лихолесской жизни он успел отвыкнуть от того, как меняются люди, как безжалостно к ним время. В этом мужчине все было знакомым ему – и совсем другим, будто в алмазе, прошедшем сложную огранку.

Бард поклонился Трандуилу, в глазах мелькнула насмешка.

— Век людей недолог, — произнес он негромко, видимо, поняв, о чем думает лесной король. – Благодарю тебя за уже оказанную помощь – люди больше не голодают, — и за то, что ради нас вы свернули с пути.

— Долг жителей Средиземья – помогать друг другу, — ответил Трандуил, — иначе чем мы будем отличаться от гоблинов или троллей? Давайте же обсудим наши дальнейшие действия, — произнес он, обращаясь уже к обоим правителям погибшего города – гласному и негласному.

Бургомистр пришел в восторг от этого предложения, Бард только коротко кивнул. Трандуилу показалось, что на его лице мелькнула тень недовольства, но чем это было вызвано, он не мог догадаться. К соглашению пришли быстро – да и то сказать, времени на долгие раздумья ни у эльфов, ни у людей не было. Было решено, что воины обоих народов, объединившись, направятся к Одинокой горе: люди, пострадавшие от налета Смауга, имели право претендовать на часть подгорных богатств. Те же, кто не владел ни луком, ни копьем, оставались в лагере и должны были употребить все силы на помощь мастеровым людям и эльфам, которые взялись соорудить вдоль берега хижины для зимовки. Бургомистр загорелся идеей постройки нового Эсгарота, куда больше и краше прежнего, рассчитывая на богатства подгорного царства. Глаза его светились и даже казались чуточку больше обычного, когда он говорил о том, каким прекрасным и чудесным будет новый озерный город. Трандуил заметил, что Бард не разделяет восторженности правителя. Он смотрел в стол и, казалось, ждал, когда разговор закончится. Трандуил почувствовал, что проникается его настроением. Бургомистр был надоедлив, как осенняя муха, и останавливаться не собирался.

— Надеюсь, мы договорились обо всем, — прервал его Трандуил, замечая, как Бард на этих словах перевел дыхание и выпрямился. – Не хочу показаться неучтивым, господин бургомистр, но у нас позади несколько дней похода.

— О, я понимаю! – воскликнул тот. – Это мы должны просить прощения, государь, за столь скудный прием! Ах, если бы эльфы посетили прежний Эсгарот! Как он был прекрасен, как цвел под моей рукой! Сейчас же я могу предложить только половину моего шалаша и моей трапезы.

Трандуил постарался скрыть отвращение, которое вызвало у него это предложение, но усмешка Барда, на сей раз совершенно отчетливая, говорила о том, что внимательный глаз лучника не пропустил ничего.

— Благодарю, бургомистр, — Трандуил чуть склонил голову в знак признательности за предложение, — но эльфам не привыкать к ночевкам в лесу – это наш дом, и нигде нам не спится столь уютно, как среди ветвей. Что касается ужина, то взятых с собой припасов нам хватит надолго. Поутру мы выступим к Горе.

— Прекрасно! – воскликнул бургомистр. – Это прекрасно!

Он был очевидно рад, что ему не придется ни с кем делить свой ужин и ночлег – пусть даже с королем эльфов.

— У нас есть один свободный шалаш, — вполголоса произнес Бард. – Мы сложили его в первые же часы, чтобы уберечь от холода детей. Сейчас он пустует. Если желаешь, государь, можешь расположиться там на ночь.

Его голос казался Трандуилу рекой, а сам он был путником, который, страдая от жажды, склонялся над потоком, ловя губами прозрачные струи. Кивком он дал понять Барду, что принимает приглашение.

До шалаша было недалеко, и они смогли обменяться лишь парой слов о предстоящей вскорости работе. Указав Трандуилу место его ночлега, Бард извинился за то, что вынужден удалиться.

— Мы ужинаем на закате, — сказал он перед уходом. – Если пожелаешь, ты можешь присоединиться. Приходи вон к тому костровищу.

— Я приду, — коротко ответил Трандуил.


Едва начавшийся поход был вовсе не так утомителен, как было сказано об этом бургомистру. Лесному королю вовсе не хотелось оставаться в шалаше. Ноги сами принесли его к берегу озера. В грязной воде, где еще не полностью осела муть, лежал дракон. Он казался огромным и словно бы спал. Только спокойно заливавшаяся в ноздри вода да мутная пленка на глазах говорили о том, что Смауг мертв. Трандуил постоял на берегу, глядя на дракона и сожалея о его гибели. Крылатые ящеры были поистине удивительными созданиями, прекрасными и могучими. Если бы только не их страсть к золоту и разрушениям… И все-таки будет жаль, когда в Средиземье исчезнет последний дракон. К тому времени эльфы, скорее всего, уже уйдут на запад и станут такой же легендой, как и эти огнедышащие создания. Трандуил никогда не видел света Валинора, и хотя сердце его стремилось за море, как сердце любого эльфа, ему было жаль оставлять Лихолесье, дворец над рекой, охотничьи тропы. Он знал, что в его памяти все это останется живо и печаль будет светлой, озаренной сиянием Амана. И все же сейчас, когда он был связан с жизнью Средиземья тысячами тончайших нитей, оборвать их казалось почти невозможным. Бард был одной из этих нитей, и Трандуил не мог отрицать ее прочность. Былое не уходило, не исчезало за поворотом. Пусть для Барда годы, проведенные в Лихолесье, давно остались в прошлом — Трандуил помнил каждый день так, будто это было вчера. Он улыбнулся своим мыслям. Да, тогда он поступил верно и сейчас испытывал радость – немного ревнивую – видя, каким уважением пользуется Бард среди соплеменников, как уверенны его поступки, какой силой наполнен взгляд. И Трандуил не сомневался, что золото гномов нужно Барду не только для восстановления Эсгарота. Наверняка тот думает о возрождении Дола, где сможет занять место правителя – по крови и по справедливости.

Заходящее солнце бросило последний луч на озерную гладь, и драконий глаз вдруг вспыхнул алым. Трандуил плотнее закутался в плащ – на него словно повеяло холодной яростью предстоящих сражений. Теперь он не сомневался, что без битвы не обойтись.

Кто-то подошел сбоку и почтительно кашлянул. Это оказался один из эсгаротцев.

— На берегу становится свежо, можно простыть, — сказал он, запинаясь и не решаясь прямо посмотреть на короля. – Бард приглашает государя отужинать с нами.

— Не бойся, — Трандуил подошел вплотную к нему и приподнял подбородок, заглядывая в глаза. – Вы не испугались дракона, так не стоит бояться эльфов. Мы-то не плюемся огнем.

Человек неуверенно улыбнулся его шутке.

— Еще бы не испугались! Мы все были перепуганы насмерть, как куры, когда на курятник нападает хорь. Если бы не Бард, кто знает, остался бы в живых хоть один… Только у него хватило смелости противостоять дракону – и победить.

— Что? – растерянно переспросил Трандуил. – Что он сделал?

— Он застрелил дракона! – восторженно выдохнул человек. – Разве государю это неизвестно?

— Никто не рассказывал мне об этом… — пробормотал Трандуил. До сего времени он даже не задавался вопросом, чей же выстрел убил Смауга, полагая, что кому-то из эсгаротских лучников просто повезло, и выстрел наудачу нашел цель. Почему у него не мелькнуло и мысли, что это сделал Бард? Потому что до сих пор он виделся королю тем юношей, что однажды вошел под своды лесного дворца? «Он изменился, — напомнил себе Трандуил. – Он действительно изменился, как эльфу не измениться, быть может, и за столетия».

Ужинали за тем же длинным столом, за которым несколькими часами ранее обсуждали строительные работы и предстоящий поход. Эльфы и люди сидели рядом, и неловкость исчезала на глазах: где-то уже припоминали совместные пиршества давних лет, где-то обсуждали торговлю, где-то – достоинства и недостатки речных перевозок. О гномьих сокровищах речь не заходила, что радовало Трандуила: любые разговоры о золоте всегда были чреваты опасностью ссоры даже между близкими приятелями. Его усадили по правую руку от бургомистра, Бард сидел напротив, по левую. Оба были молчаливы, благо их участия в разговоре почти не требовалось – бургомистр успешно справлялся один, разглагольствуя о прошлом, о будущем и о своей роли в том и в другом. Время от времени, подняв глаза, Трандуил ловил взгляд Барда – спокойный и снова чуточку насмешливый: речи бургомистра, видимо, давно уже не воспринимались им всерьез. Трандуил отвечал таким же взглядом, стараясь не выдать грусти, охватившей его на берегу. Это было бы ни к чему.

Когда встали из-за стола, уже окончательно стемнело. Взяв один из факелов, сложенных на краю стола, Бард зажег от костра пропитанную маслом ткань и предложил Трандуилу проводить его до шалаша. Они ступали шаг в шаг, не торопясь, но и не медля, и вскоре оказались у другого костра, разведенного перед пристанищем Барда.

— Если ты не устал, можем поговорить, — предложил Бард. Трандуил взглянул на него, но в свете факела глаза казались черными провалами, и невозможно было понять, о чем тот думает. Наверное, лучше было уйти, но им предстоял еще долгий совместный путь к Горе, и правильнее было не оставлять недомолвок и неясностей.

— Отдых нужен скорее тебе, — заметил Трандуил, усаживаясь на обтесанное бревно, служившее лавкой. – Вряд ли тебе удалось выспаться хоть раз за последние дни.

— Это верно, — Бард устроился на другом бревне и подбросил поленьев в костер. – Но я привык. Никогда не позволял себе долго залеживаться в постели.

«Я помню», — едва не вырвалось у Трандуила. Подобные воспоминания были бы сейчас совершенно излишни, и он немного поспешно заговорил о другом.

— Прости, я оказался невнимателен и лишь недавно узнал, кто же послужил причиной гибели Смауга Ужасного. Это был прекрасный выстрел.

— Уроки Леголаса пошли впрок, — с улыбкой сказал Бард, легко затрагивая те события, о которых Трандуил предпочел бы вовсе не думать.

— Верно, — постарался ответить он в тон Барду. – Что ж, я рад, что пребывание в лесном королевстве оказалось для тебя не напрасным.

Тот согласно кивнул. Трандуил уже чувствовал, что зря согласился на этот разговор. Думать о давних днях было тяжело, но говорить о них так, будто они ничего не стоили, оказалось гораздо сложнее.

— А еще я так и не выбрал времени спросить, как твоя семья, — вспомнил он. – Надеюсь, с ними все в порядке?

Бард взглянул на него с недоумением. Трандуилу показалось, что в его голосе присутствует обида, когда Бард спросил:

— Разве ты не помнишь, что у меня не осталось родных?

— Помню, конечно. Я имею в виду твою собственную семью – жену, детей.

— Почему ты решил, что они у меня есть? – взгляд Барда был неприятен, словно просвистевшая рядом с ухом стрела.

— Разве это не так? – Трандуил не дождался ответа. – Потому что у людей… потому что они… Потому что я хотел, чтобы ты ничего не упустил в этой жизни, — наконец выговорил он.

— Однако ты слишком многое решил за меня, — усмехнулся Бард. – Не забудь, что я не твой подданный.

— Более того, у тебя скоро появятся собственные подданные, не так ли? – Трандуил постарался вернуть усмешку. – Не только о восстановлении Эсгарота ты хочешь позаботиться. Ты слышишь звон погибших колоколов Дола и хочешь, чтобы он зазвучал вновь.

— Да, — просто ответил Бард. – И я прошу, чтобы ты помог мне в этом.

— Я помогу, — Трандуил поднялся, чувствуя, что не может больше вынести этой дружеской отдаленности с тем, кто когда-то был близок ему, как немногие. – Я обещаю тебе свою поддержку во всем. Союз эльфов и людей по-прежнему крепок, и я буду рад, если Дол восстанет из руин. А сейчас позволь пожелать тебе доброй ночи.

Он направился к своему шалашу, не дожидаясь ответа. Оклик прозвучал не сразу.

— Трандуил! – Бард догнал его и теперь стоял в шаге от короля. – Я не думал, что эльфам нужны слова, чтобы понять…

Трандуил не успел спросить, о чем речь: слишком знакомыми оказались руки на плечах, слишком памятным – вкус долгого поцелуя.


Часть третья. Золото Эребора

И в эту ночь Трандуил оставался в жилище Барда, вел его подзвездными тропами, и доверял ему указывать путь, подчиняясь велению его рук и губ. Счет времени изменился, и одна ночь тянулась дольше, чем двадцать лет, и казалось, что предыдущая встреча была вчера, а завтра никогда не наступит.

Но рассвет пришел своим чередом, просачиваясь сквозь негустые ветви, из которых был сложен шалаш, и в сером сумраке проступили очертания лиц, и король эльфов узнал своего лучника в капитане городской стражи, и вместе с радостью печаль окутала сердце.

— Почему ты грустишь? – спросил Бард, вглядываясь в его лицо.

— Мне жаль потерянного времени, — произнес Трандуил – и это было правдой.

— Это я должен жалеть, — усмехнулся Бард. – И я жалел – каждый день. Но сейчас не жалею.

И Трандуил в который раз подивился непредсказуемости человеческих чувств и верности сердца.

Сумрачное, с холодным ветром, утро напомнило и людям, и эльфам о скорой зиме. Едва взошло солнце, в лагере начались сборы. Воины готовились выступить в поход к Горе, а мастера и все, кто оставался, торопились строить жилища на время холодов. Трандуил отделил от войска тех, кто был более искусен в обращении с плотницкими инструментами, Бард же собрал остатки городской стражи, охотников, пришлых людей – бывших наемников, словом, всех, кто мог держать в руках оружие и умел с ним обращаться. Их оказалось не так уж мало, и войско, вышедшее из Лихолесья, теперь не только не уменьшилось, но даже выросло в численности. Разумно разделив также и припасы, они тронулись в путь сразу после обеда, провожаемые горожанами, среди которых не последним был бургомистр, с трудом скрывавший радость от того, как все устроилось. Трандуил и Бард ехали рядом, и люди с удивлением смотрели на своего предводителя, впервые замечая в нем что-то эльфийское и припоминая, не ходило ли каких слухов о его далеком предке, Гирионе из Дола.

Ночевали по-походному, у костров, и не раз, проснувшись, Бард обнаруживал, что Трандуил в своем чутком полусне накрывает ладонью его руку. И тогда он ненадолго смеживал веки, чтобы остановить время, и слышал, как оно утекает, и старался представить, какими представляются Трандуилу недолгие годы человеческой жизни. Он находил одно лишь слово – мимолетные, и все никак не решался отнять руку, пока чьи-либо шаги не заставляли его сделать это. Эльфы, а вслед за ними и люди делали вид, что не замечают ничего, и Бард был им благодарен.

Утром пятого дня на горизонте показалась Одинокая гора, и все взгляды устремились к ней. Воины гадали, что ждет их в конце пути, строили предположения о судьбе Торина и других гномов, сходясь на том, что Смауг не оставил бы в живых никого из покусившихся на его сокровища. Выглядывали, не клубится ли пыль вдалеке: на востоке, откуда подошел бы Даин, и на северо-западе, откуда могли нагрянуть орки и гоблины. Но повсюду было на удивление тихо, и только в небе царила суматоха: стаи птиц направлялись с юга на север, словно зима уже закончилась, а не должна была вскоре начаться; над Горой вились черные клубы, и остроглазые эльфы утверждали, что это вороны. Стервятники тоже подтягивались к Горе, тяжело взмахивая крыльями. Опытные воины из-под руки глядели в небо и говорили, что на привале не худо бы наточить мечи.

Но привалы в этот день были короткими. Гора приближалась медленно, словно дразня непрошеных гостей своей мнимой близостью. К отрогам подошли уже в самых сумерках, а лагерь устраивали в полной тьме, которую разгоняли кострами и факелами. Бард приказал людям сразу ложиться спать, но уснуть в ту ночь смогли немногие. Бард и Трандуил уселись на траве у костра, дожидаясь рассвета. Огонь хрустел хворостом, что был в поклаже, давая не столько тепло, сколько свет и уют. Бард ломал одну за другой тонкие ветки, изредка подбрасывая обломки в костер.

— О чем ты думаешь? – спросил Трандуил, любовавшийся отсветами огня на его лице.

— Завтра я увижу Дол, — еще одна ветка хрустнула под руками Барда.

— Развалины Дола, — поправил Трандуил. – Прошло много лет. Трава затянула следы пожарищ, время съело прочные камни. Это даже не развалины – просто память о городе. Ты боишься, что не сможешь его отстроить?

— Меня это беспокоит, — признался Бард. – Я всего лишь капитан городской стражи. Почему я решил, что смогу быть правителем? Только потому, что им был кто-то из моих предков? Этого недостаточно. А быть плохим правителем хуже, чем не быть никаким.

— Это верно, — согласился Трандуил, — но ты не видишь другой стороны дела. Ты думаешь о том, сможешь ли стать правителем, — а ведь ты уже правитель. Я вижу, как люди слушают тебя. У них нет сомнений в твоем праве отдавать приказания. Они верят в их разумность и справедливость, и они правы.

— Может быть, и так, — Бард улыбнулся, выслушав короля. – Может быть, мне пора оставить вечные предсказания несчастий и неудач. Да, я часто оказывался прав, предрекая худшее – но вовсе не потому, что желал бед родному городу. Просто я научился у тебя немного заглядывать в будущее.

— У меня? – теперь улыбнулся Трандуил. – Я не владыка Элронд и не обладаю даром предвидения.

— Но ты умеешь видеть то, что происходит вокруг, видеть больше, чем дано другим, и понимать, и принимать решения. В твоем дворце я научился не только стрелять из лука и… — он замешкался и выпустил какое-то слово, которое собирался произнести. – Я научился и многому другому. Люди часто думают, что эльфы – это только смех да веселье, вино да песни на полянах у веселых летних костров. Почти никто и не догадывается о том, кто сдерживает тень зла, кто не дает оркам безбоязенно вылезать из их нор и безнаказанно хозяйничать в лесу и на равнинах. Я видел твоих воинов, возвращавшихся под утро из дозора, — и порой им требовались лекари. Я видел, как куются в кузницах мечи и доспехи, как король беспокоится не только о безопасности своих владений, но и о покое соседей. Я не хочу быть правителем, которого заботят лишь торговля и увеселения горожан. Я хочу быть достойным правителем, таким, как ты, Трандуил.

— Ты будешь им, — ответил тот еле слышно. – Теперь я точно знаю, что будешь.

Едва небо стало сереть, несколько эльфов и людей были отправлены к Горе на разведку. Новости, принесенные ими, были неожиданны.

— Водоем, значит. И стена вместо парадного входа, — повторил краткое донесение Трандуил. – Это Торин, это может быть только он.

— Это он, государь, — произнес один из людей. – Я узнал его голос. Он спросил, кто мы такие, чего хотим и для чего явились вооруженными.

— Что ты предлагаешь предпринять? – спросил Трандуил, повернувшись к Барду.

— Я? – несколько растерянно повторил тот.

— Мы вышли в поход, думая о том, что сокровища Эребора остались бесхозными. Но сейчас оказалось, что у них есть законный владелец, и эльфы не имеют на это золото никакого права. Другое дело люди: Эсгарот был разрушен Смаугом, и возместить ваши убытки – не только добрая воля, но и долг тех, кто разбудил спящего дракона.

— Значит, вы уходите? – Бард опустил голову. – Я сделаю все возможное, но вряд ли Торин станет слушать меня… Спасибо вам за все, что вы сделали для жителей Эсгарота. Эльфы всегда будут нашими друзьями, и если вам понадобится помощь…

— Эй, лучник, — мягко перебил его Трандуил. – Ты снова видишь ночь прежде, чем она наступила. Я лишь сказал, что мы не будем требовать золота, но не говорил, что мы оставим вас. Я обещал тебе помощь и поддержку во всем и не отказываюсь от своих обещаний.

Бард поднял голову, вглядываясь в его лицо, и вдруг опустился перед ним на колени, как когда-то.

— Благодарю, государь…

Трандуил склонился к нему, поднимая.

— Не нужно, Бард. Тогда ты был почти мальчишкой, сейчас же ты равен мне.

— Я никогда не буду равен тебе, — возразил Бард. Глаза его горели. – Что значит правитель небольшого людского города в сравнении с эльфийским владыкой? Но это будет мой город. Никогда не смел я мечтать о возрождении Дола, но один выстрел изменил все, породив самые безумные надежды. Ведь мне важно не золото гномов, что бы они ни думали, а возможность вернуть людям древний дом. Напрасно сказал я недавно о том, что кровь предков не имеет значения. Ныне она кипит в моих жилах и требует, чтобы потомок Гириона вернул свое наследство.

— Так иди же, — просто сказал Трандуил. И вскоре ясные и четкие приказания Барда уже звучали над лагерем, и люди тушили костры и собирали вещи, готовые идти туда, куда укажет их предводитель.


Окончание в комментах